Услышав свою фамилию, Василий Петрович поднялся, прошёл на сцену, встал за трибуну, поздоровался с залом и не спеша начал читать. Читал он спокойно, уверенно хорошо поставленным голосом, по реакции зала, которую чувствуют те, кому приходится часто выступать перед аудиторией, Василий Петрович понял – стихи понравились. Конечно, как он и ожидал, призового места ему не присудили, но после того, как были подведены итоги, его пригласили к столу жюри и предложили участвовать в сборнике «Понт-Эвксинской поэзии». Издавался сборник за счет авторов, но, поскольку авторов было немало, то сумма оказывалась не такой уж значительной. В неформальной обстановке, которая сложилась в зале после конкурса, Василий Петрович узнал, что в городе существуют несколько поэтических студий, и получил приглашения посетить их, прочесть свои стихи.

Прошло почти полгода с тех пор, как Василий Петрович выступил на своем первом литературном конкурсе, он посещал различные поэтические студии, где его тепло принимали, слушали его стихи, словом, он стал своим человеком в литературных кругах города. И вот однажды ему позвонил Воронский и сообщил, что вышел новый сборник «Понт-Эвксинской поэзии», именно тот, в котором опубликованы стихи Василия Петровича, и забрать положенные ему экземпляры он может прямо сейчас. Новость Василия Петровича обрадовала, наконец-то, его литературное творчество оформилось в виде изданных произведений, правда, их было не так и много, в сборнике ему отводилось три страницы печатного текста. Но это было признание того, что и его стихи были достойны публикации наряду со стихами других, уже известных в городе, поэтов.

Василий Петрович не стал откладывать свой визит, тут же, не мешкая, собрался и поехал к Воронскому, который жил в центре города в старом трехэтажном доме, что изобиловал «коммуналками», но у Воронского квартира была отдельная, доставшаяся ему ещё от деда. Побродив несколько минут по подъездам и этажам, он наконец отыскал нужный номер квартиры и позвонил в высокую, обтянутую коричневым дерматином дверь. Открыл дверь сам хозяин, одетый по-домашнему, в махровом халате и тапочках на босу ногу.

– Проходите, проходите, друг мой, рад, что Вы сразу же приехали, – произнёс Воронский густым хрипловатым басом, пропуская гостя в комнату, – хотите чаю?

Изобразив неловкую улыбку, Василий Петрович от чая отказался, он пожалел, что явился с пустыми руками, не прихватив даже коробки конфет, что следовало бы сделать при первом визите, и, извинившись, присел на предложенный ему стул.

– Вот Ваши десять экземпляров, – сказал Воронский, вручая Василию Петровичу толстые журналы в мягкой обложке, – можете их продавать, дарить друзьям, обменивать, словом, делайте с ними всё, что Вам заблагорассудится.

Поболтав несколько минут о поэзии, о погоде и текущей политике, он решил откланяться. Вышел на улицу. Вечерело, стояла поздняя, сырая, промозглая осень. На асфальте блестели лужи от вчерашнего дождя, ветер, холодный и порывистый, гнал вдоль тротуара последние намокшие листья, низкие серые тучи ползли над самыми крышами унылых мокрых домов. Радостное настроение, охватившее Василия Петровича при виде своих работ в печатном издании, сменилось некой опустошенностью, на душе стало сыро и холодно, как и в этом промокшем, хмуром, простуженном городе.

Несмотря на то, что он уже довольно давно, несколько последних лет, не принимал спиртного, ему вдруг почему-то ужасно захотелось выпить. По пути ему попалась старая, расположенная в полуподвальном помещении пивная, знакомая Гаврилову ещё со студенческих времен. Спустившись по двенадцати истертым ногами пьяниц ступеням, Василий Петрович окунулся в давно забытую атмосферу – над столиками синими клубами висел густой вонючий табачный дым, запах которого смешивался с кисловатым запахом скверного пива, в воздухе стоял глухой гул пьяных разговоров, прорывавшихся сквозь хрипы музыки, несущейся из динамиков дешёвого музыкального центра.