Но вся суть в том, что не Апраксин решает эти вопросы, а придворная клика, именуемая канцеляриями, готовая по одному знаку облобызать подошвы коронованной особы. И вот на этой волне он познакомился и близко сошёлся с одним из социалистов, Саввой Игнатычем Зиневичем. Личность нового типа, также сформированная веянием европейских взглядов, имеющая некоторое сходство с воронами. Личность, что пожелала, минуя переходные этапы, резво взлететь на вершину, что ничуть не противоречит человеческой амбициозности, но на этом пути столько препятствий, что не каждому удаётся застолбить свою нишу.

Зиневич непременно желал оставить о себе след в анналах истории, считая себя незаурядной личностью, оставаясь при этом самым заурядным честолюбивым авантюристом, имеющим за плечами не законченное образование, чьё время осталось в минувшем столетии. Да и тогда едва ли что-то мог предложить сей господин, более всего занятый собой, своей персоной.

Тогда, как другие шли в военные, дабы прославиться, выделившись в каком-либо военном столкновении, подобные Зиневичу предпочитали разжигать в обществе ненависть между классами. Причём в то же время сама императрица выражала недовольство крепостным правом, но как урегулировать сей щекотливый вопрос, не ущемив интересов помещиков, не имела ни малейшего представления. И в этом заключалась слабость Зиневича, о чём, он разумеется, предпочитал умалчивать до подходящего случая.

Сие знакомство с самого начала не приглянулось Лизавете, но разве можно убедить взрослого человека? Особенно, если принять во внимание велеречивость сего господина, что за словом в карман не лез. И подобным образом он сумел завоевать не только симпатию Александра Апраксина, но и стать близким другом семьи.

Нередко, даже без предварительного предупреждения, он являлся во дворец, к Апраксину. Надо сказать, в Санкт-Петербурге в музыкальных салонах, где собирался цвет нации, зазвучала пьеса-багатель Бетховена «К Элизе». Не отстал от веяния музыкальных предпочтений и Александр, приобрётший ноты у одного из акционеров компании, часто выезжающего по делам за пределы родного Отечества. Сам Александр, в отличие от большинства представителей дворянских родов, отдавая дань моде выезжавших на европейские воды, где кутили и просаживали значительные суммы, чего он никак не мог понять, отдых от городской суеты предпочитал проводить в имении, чему не видел альтернативы.

Что до Лизаветы, радости её не было предела потому, как имеющиеся произведения она могла исполнять с закрытыми глазами и ей непременно хотелось разучить что-то новое. И пьеса-багатель появилась во дворце вовремя. Кто играл на музыкальных инструментах знает, что, разучив досконально принципы игры, и, освоившись, хочется чего-то нового, ещё не изведанного. И вот именно к этому моменту появились во дворце ноты пьесы-багатель.

К услугам Лизаветы в парадной гостиной, где чаще всего и собирались, стоял роскошный рояль. Во многих благородных домах, где кто-то из домочадцев музицировал, стояли клавикорды, уступающие роялю по многим позициям. Раньше на рояле музицировала графиня, но после её смерти он словно онемел. И только дворцовая прислуга, по устоявшейся традиции, ежедневно протирала крышку, даже если на ней не было и намёка на пыль.

Вот на этом рояле и музицировала Лизавета, а ныне следя за нотными знаками, разучивала пьесу. А было время, когда Лизавета играла музыку на клавикорде, значительно уступающем по окраске, по тональности. При каждом удобном случае она снимала с этажерки из красного дерева листы с нотами пьесы, лежащих поверх других листов, испещрённых мазурками, вальсами и других музыкальных произведений. Да только все эти вещи она знала наизусть или, выразиться точнее, перед её глазами кто-то невидимый держал эти листы, пока она играла.