Не сосчитать сколько раз я терял сознание. Временами тьма будто проявляла свое милосердие, и я проваливался в пустое ничто, лишенное ощущений и эмоций. Честно говоря, мне казалось, что времени в принципе больше не существует. Я пытался считать, но каждый раз сбивался после цифры семь, не в силах терпеть новый приступ боли и страха. Говорят, что человек ко всему привыкает, но я даже представить не могу, как можно привыкнуть к подобному состоянию.

В какой-то момент я услышал, как кто-то настойчиво зовет меня по имени. Поначалу я решил, будто мои муки наконец-то закончены и теперь я могу со спокойной душой отправиться на тот свет, в другой мир или куда там попадают после подобного. Но нет. Я отчетливо почувствовал, как чьи-то пальцы сжимают мою ладонь, а голос продолжает звать меня снова и снова.

– Владимир! Владимир, Вы слышите меня? Если не можете сказать, то сожмите мою руку.

– …кгхх-аа… – попытался было ответить я.

Странно, но боли больше не было. Было лишь какое-то странное, словно убаюкивающее состояние, как будто я мерно качаюсь по легким волнам. Голова была такой легкой, что я даже невольно заулыбался. Только вот почему-то темнота не спешила никуда отступать.

– Он в сознании, слух не поврежден, – донесся до меня незнакомый женский голос.

– Отлично. Выводите его, только потихоньку. Потом на перевязку, – включился в разговор тихий мужской голос.

– Почему… темно… – заплетающимся языком вяло спросил я. – Где… вы?..

– Все хорошо, Владимир, все в порядке. Вы в больнице, – поспешил меня успокоить мягкий женский голос. – Вы были без сознания несколько дней, Вам нужно отдохнуть.

– Темно… – повторил я, пытаясь ощупать онемевшее лицо, однако как бы я ни старался, руки отказывались подчиняться.

– Пожалуйста, не пытайтесь двигаться, – сурово произнес мужской голос. – У Вас обширные ожоги по всему телу. Чудо, что Вы вообще выжили, честное слово. Мы специально ограничили Ваши движения, чтобы не травмировать поврежденные участки. Придется потерпеть. Мы дали Вам сильное болеутоляющее, поэтому сейчас Вы можете чувствовать онемение, это нормально. Постарайтесь поспать.

– Хорошо, – выдохнул я, пытаясь переварить услышанное.

Ожоги по всему телу – это конечно, неприятно, но жить можно. Главное, чтоб руки слушались. На людях я и так почти не появляюсь, так что можно сильно не переживать. Только вот проклятая темнота не давала покоя. Я уже несколько раз попытался моргнуть, но не почувствовал ровным счетом ничего. Становилось страшно. Хотя… он ведь сказал, что мне что-то вкололи, верно? И мол поэтому, я могу не чувствовать тела. Но разве возможно не чувствовать, как ты моргаешь? А чувствовал ли я вообще это раньше?

С этими мыслями я сам не заметил, как провалился в тяжелый и глубокий сон.

– То есть как это, «невозможно восстановить»?

– Мне очень жаль, Владимир, но, к сожалению, подобные травмы не поддаются излечению. Все, что мы можем, это лишь провести косметическую операцию, убрав обожженные участки вокруг…

Я сидел в каком-то кресле, слушая усталый голос врача. Прошел бесконечно долгий месяц с момента, как я попал в больницу. Месяц полный боли, нескончаемых перевязок, но самое главное – это был месяц, наполненный одной лишь темнотой.

Андрей Илларионович, заведующий отделением, говорил сухо, не выражая практически никаких эмоций. Каждое его слово звучало так, словно он вбивал своим голосом гвозди в собеседника, настолько он был колюч и отстранен.

– Вам не жаль, – чуть слышно прошептал я. – Ни капельки не жаль.

– …назначить на вторник, послезавтра. Вы согласны?

Я лишь безжизненно кивнул. Мне было абсолютно все равно. Я не злился, не кричал, не плакал, не умолял его стоя на коленях, прося о чуде. Внутри меня поселилось буквально само воплощение слова «пустота». Никаких эмоций, никаких чувств. В этом больше нет никакого смысла.