Все удивленно округлили глаза, а Латышев суетливо протянул ключ.

– Всем сидеть в кабинете, пока я не вернусь! – с нарочитой строгостью произнес Соколов, кивнул Жеребцову: – За мной! И возьми фонарь! – И когда друзья-сыщики затворили за собой дверь, Аполлинарий Николаевич закрыл ее на замок – на два поворота.

За дверями послышался возмущенный крик Кошко:

– Что за безобразие? Прекратить хулиганские выходки! Сегодня же подам рапорт – или я, или Соколов!

Соколов позвал кошку:

– Кс-кс! – Повернулся к Жеребцову: – Коля, идем на чердак.

Поднявшись наверх, они увидали, что дверь на чердак заперта на замок.

– Позвольте мне! – Жеребцов дернул, и громадный замок вылетел вместе с петлями.

– Хорошо иметь медвежью силу! – хмыкнул Соколов.

Едва дверь открылась, как кошка с ласковым мурлыканьем бросилась к своим беспомощным чадам, жалобно пищавшим в углу.

Жеребцов осветил ярким электрическим фонарем помещение. И тут же удивленно вскрикнул:

– Аполлинарий Николаевич, чердак весь покрыт лежалой пылью, а от дверей до слухового окна – словно дорожка проторена!

Сыщики подошли к слуховому окну. Соколов невесело усмехнулся:

– Один из шедших по чердаку продолжил свой путь дальше – по крыше и вниз – к смерти! Смотри, на свежевыпавшем снегу отчетливо видна скользящая полоса. Тот, кто падал, – а это был Морозов, – первым поднялся на крышу. Он еще не успел до конца выбраться из слухового окна, как получил мощный толчок сзади – и грохнулся во двор. Осмотрим чердак и пойдем на улицу, взглянем на то, что осталось от Морозова!

Жеребцов скользнул лучом фонаря по полу, и сыщики увидели, что следы одной пары ног ведут к стропилам. Как за путеводной нитью, Жеребцов шел по этим следам и снял с верхнего бревна молоток. Он был измазан свежей кровью.

Тут же лежала кучка пепла. Это тщательно жгли бумаги.

Сыщики спустились вниз. Здесь скучал городовой, звонивший в полицию и теперь поставленный охранять вход. Соколов перебросился с ним несколькими словами и приказал:

– Пошли с нами!

В глухом нежилом дворе, недалеко от стены, лежал мужчина с проломленной головой. Соколов взял его руку – пульса не было. Он распорядился:

– Несите в вестибюль!

Через минуту из карманов убитого извлекли какие-то счета «Товарищества С. Габай» и незначительные деньги – около трех рублей.

Соколов поднялся на второй этаж, открыл ключом кабинет. Разъяренный Кошко брызгал слюной:

– Как вы могли? Я уже позвонил в сыск, оттуда едет наряд. Он прекратит беспорядок, который вы, граф, устраиваете.

Соколов добродушно улыбнулся:

– Это хорошо – наряд. Пусть доставят два трупа в морг, а организатора этого злодейства и убийцу – в тюрьму.

Кошко задохнулся от гнева:

– Каких два трупа? Где вы видите убийцу? Я больше не намерен терпеть ваши шуточки! Вы, Аполлинарий Николаевич, из серьезнейшего дела устраиваете развлечение, какой-то балаган!

Соколов оставался невозмутимым:

– Как можно! Я просто не осмелился бы шутить с таким важным господином, как вы, Аркадий Францевич. Труп Морозова в вестибюле. Вот, – Соколов положил на стол предметы, – изъятое из его карманов. Да, бумаги «Габая», но, кажется, пустяковые и уж, во всяком случае, малограмотному сторожу вовсе не нужные. Ясно, что убийца положил их для отвода глаз.

– Как они попали к Морозову?

– Этот вопрос не ко мне, а к убийце сторожа – Латышеву.

Латышев смертельно побледнел и тяжело опустился в кресло.

Опешивший Кошко помотал головой:

– При чем здесь Латышев? Зачем очернять человека?

– Коля, – весело сказал Соколов, – освободи от казенных ценностей бухгалтера.

Жеребцов, к неописуемому удивлению Кошко, полез Латышеву за пазуху и выволок оттуда плотно набитый чем-то мешочек. Тряхнул – на стол вывалилась кипа ассигнаций. Улыбнулся: