– Фантастика! – воскликнула Нат. – Я это давно знаю. Потому что точно знаю, что здесь кроме людей живут еще и черти.

И точно скоро мы их увидели. Семь кожаных курток оказались просто на просто ободраны. Кто их ободрал?

– Значит, не помогла магия, – сказала Нат, и сунула ободранную куртку Гале. – Что это?

– Они говорили, что заменят, если не понравится, – ответила Галя.

– Они были уверены, что все вы не повезете назад, – сказал я. – Впрочем, этого следовало ожидать.

– Конечно, – сказала Галя: – Без обмана торговли не бывает.

– Зачем тогда мы делали Революцию? – спросила Нат. – Зачем голосовали за Ельцина? Ведь мы голосовали за правду.

– Ты голосовала?

– Я нет, но мать голосовала.

– А ты почему против?

– Я не против, я тоже за, но голосовать никогда не ходила и не пойду, разумеется. И знаешь, почему? Не верю, чтобы все эти голосования проходили по-честному. Может, сейчас и по-честному, но думаю, это недолго будет продолжаться.

– Это тебе твой термос сказал? – спросила Галя. И добавила: – Кстати, где он?

– Почему ты спрашиваешь?

– Почему мне не спрашивать? Это мой термос.

– Хорошо. А где мои деньги? Я не думаю, что с этих шмоток мы получим хоть какую-то выгоду.

– Получите обязательно, – сказал я. – Просто считайте, что… тридцать процентов от всех денег за товар – ваши. В дальнейшем будет пятьдесят.

– Лучше сразу пятьдесят, – сказала Галя. – И знаешь почему? Я хочу быть богатой.

Несколько дней я вставал в пять утра, чтобы собрать вещи для торговли, заехать за дамами, и отправить их на рынок. Но было ясно, что надо кого-то научить ездить на машине. Хотели все. Даже безотказная Светка, которая ради:

– Такого дела, – как она сказала, – бросила будущего мужа, ибо он решил, что ей лучше идти на завод.

– Какой завод? – говорю я ему, – ты с какого дуба рухнул?! Он давно сам дал дуба.

Продажи шли. Я им сразу назвал сумму, затраченную на товар плюс пятьдесят процентов наценка.

– Получается, мы берем себе всю наценку, – сказала Галя. – Потому что тридцать процентов сверху – это пятьдесят снизу.

– Надо наценивать больше, – сказала Нат.

– Процентов семьдесят, – сказала Света.

– Да сто, чтобы проще было, – сказала Нат.

– Пока лучше так не делать, – сказал я.

– Почему?

– Надо заманить людей.

– Да, все продают одно и то же.

– У нас лучше товар. Я, наконец, купила себе настоящий турецкий костюм.

– Какой, покажи.

– Спортивный.

– Так мы все уже в спортивных.

– Как и весь рынок.

– Кожаные куртки – порнография. Смотри, подкладка опускается ниже зада.

– Зада?

– Кожи. Их шьют малолетние дети там.

– Я вообще думаю, что этим бизнесом там занимаются русские, а продавать ставят турок. И знаешь почему? Слишком большая халтура. Куртки сшиты детьми на подпольной фабрике, а стоят! сто баксов. Мы их за сколько должны продавать? – спросила Нат.

– Они думают, что мы здесь за годы советской власти накопили большие бабки, – сказала Света.

– Да, хотят распределить их между нами и их Востоком, – сказала Галя. И добавила: – Думаю, мы не справимся с этой мафией. Эти кожаные куртки мы не продадим.

– Придется взять себе.

– Они мужские.

– А какая разница? Будут, как пальто.

– В плечах широко.

– Мы будем получать зарплату непроданными шмотками? – спросила Света. – А то у нас дома есть нечего.

– Продадим их без наценки, – сказал я. – Добавим только десять процентов на самолетный бензин.

– Нет, кожа настоящая, – сказала Нат. – Продать в принципе можно.

– Нужно решить несколько производственных вопросов, – сказал я. Точнее, два.

– Два – это немного, – сказала Галя. – я даже могу сказать, что надо делать во-первых. А именно: – Ты хочешь, чтобы я сама водила эту тачку, – она положила руку на серую девятку. – Правда цвет не мой.