Ласкари, наконец, остановился.

– Этого только не хватало! – Пробормотал он и крикнул ваятелю. – Стойте на месте, я сейчас…

Он вернулся к Фальконету, который виновато стоял посреди дороги на одной ноге, поджимая вторую, испачканную насквозь в грязи…

Шевалье вздохнул, понимая нелепость случившегося и проклиная бестолковость Фальконета. Поразмыслив немного, он махнул рукой.

– Делать нечего… Кареты я Вам предложить не могу. Могу предложить Вам только свою спину…

– Ни в коем случае! – замахал руками Фальконет.

Ласкари обозлился.

– Профессор Фальконет, Вы хотите ночевать в грязи на дороге?!

– О, нет… Простите меня, шевалье, я такой неловкий…

Фальконет влез на спину Ласкари и тот, насколько возможно быстро, пошёл с ним по дороге. Окна усадьбы светились впереди ярко и приветливо. Ласкари был человеком неслабым, а Фальконет – негрузным, от того они продвигались довольно быстро. Фальконет даже задремал было, замученный дорогой. Но вдруг он открыл глаза и закричал.

– Медведь!

Ласкари вздрогнул от неожиданности и едва не сбросил своего седока. Фальконет сполз с его спины и стоял на земле на одной ноге, как цапля.

– Вы оглушили меня, профессор Фальконет… Я мог уронить Вас…

– Там… Там медведь!

– Где? Это дерево упало… Хотите посмотреть? – Он еле сдерживал раздражение.

– Нет, нет… В другой раз…

– Нам осталось немного. Садитесь.

Он снова посадил Фальконета себе на спину, но ваятель больше не хотел спать. Он задавал вопросы, а Ласкари односложно отвечал, понемногу начиная уставать. Но, чтобы не показаться знаменитому гостю совсем уж неучтивым, он задал какой-то случайный вопрос по поводу монумента, и тут же пожалел об этом.

Фальконет ожил, заговорил вдруг громко и воодушевлённо.

– Знаете, шевалье, я решил – мой монумент будет совсем простым… Пётр Великий – сам себе сюжет и атрибут, его остаётся только показать… Мой царь не будет держать никакого жезла, он будет простирать свою благодетельную руку…

Фальконет, увлёкшись, решил показать, как будет выглядеть эта благодетельная рука, и отпустил шею того благодетеля, который тащил его на себе. Они опять чуть не упали.

– Профессор Фальконет, – Ласкари заметно устал и с трудом перевёл дух.– Не могли бы Вы оставить свои рассуждения о будущем монументе для более подходящего общества? Я мало понимаю в Вашем деле, я всего только помощник Ваш по технической части…

Он сердито подбросил своего седока повыше на свою спину и решительно зашагал вперёд.

Усадьба была совсем близко. Фальконет, извинившись, замолчал, и до ступеней барского дома они добрались без приключений.

Дарья Дмитриевна была сегодня счастлива. Правда, счастлива она была и вчера, и позавчера, и вообще ей трудно было припомнить день, который бы вызвал её неудовольствие, но сегодня она была счастлива особенно. Во-первых, самую большую радость причинил ей обожаемый дядюшка Пётр Иваныч, который приехал третьего дня из действующей армии, не уведомив её предварительно. Правда, приехал он всего-навсего на неделю, но и того было достаточно, чтобы Дарья Дмитриевна бегала по всему дому, по его комнатам и лестницам с различными строгими распоряжениями, оглушая прислугу своим звонким голосом и появляясь в самых неожиданных местах от кухни до дворницкой. Так уж случилось, что столь же любимая ею тётушка в те дни ещё не вернулась из Малороссии, где вместе с малолетним сыном гостила в имении своей матушки. И всё хозяйство огромного дома лежало на узких плечиках её племянницы, которая жила в доме полковника Мелиссино с малолетства, поскольку осиротела на первом году жизни. Конечно, если сказать правду, хозяйством Дарья Дмитриевна интересовалась мало, и без того целый день был заполнен множеством полезных и нужных занятий. С утра сразу после завтрака в доме один за другим появлялись учителя, и прилежная ученица усердно занималась сначала французским, затем немецким, а после, хоть и поверхностно, но итальянским языком. А потом доходила очередь и до русского… Учили Дарью Дмитриевну истории и географии, кое-чему из математики и даже астрономии… Полдня с перерывом на чай пролетали незаметно. Затем бывал обед и дневной краткий сон, а вот после… после начиналось самое интересное. Дарья Дмитриевна обучалась у лучших мастеров Петербурга танцам, пению и музыке, и на этом самом поприще достигла небывалых успехов. Дядюшка Пётр Иваныч домой приезжал редко, но когда приезжал, неизменно устраивал самые серьёзные испытания знаниям своей племянницы. Сам он был человеком весьма образованным, свободно говорил на русском, французском, итальянском языках, а греческий особенно любил, поскольку батюшка его, служивший лейб-медиком при Петре Великом, был потомком древнего греческого рода, жившего когда-то на далёком острове Кефалония… Учителей для самых изящных дамских наук – пения, музыки и танцев дядюшка тоже сам определил, поскольку в тонкостях этих искусств весьма основательно разбирался.