Точное количество дуэлей Американца неизвестно одни говорят о тридцати, другие даже о семидесяти дуэлях, но ни те, ни другие не могут привести доказательств и составить список тех, с кем он стрелялся. Но одно безусловно: во всех своих дуэлях он вышел победителем. Он попадал всегда, а в него за всю его жизнь не попал никто. Эта неуязвимость кажется удивительной, но объяснение тут есть. Для дуэли покупали новые, непристрелянные пистолеты – французские Лепаж или немецкие Кухенрейтер, – которые уравнивали хорошего стрелка с плохим. Однако Толстой был больше, чем хороший стрелок – он был профессионал жизненных противоборств, умевший подавлять волю людей, вставших ему поперек дороги. Дуэль для него была, конечно, не просто соревнованием в меткости, а соревнованием в том, у кого нервы сильнее. Он эту тонкую психологическую игру освоил в совершенстве. Его прямой немигающий взгляд, глубокое, ненаигранное спокойствие, его бесконечная уверенность в себе, холодная дерзость, быстрые и решительные движения, когда он делал положенные пять шагов к барьеру, не могли не смущать противника.

Дуэль, хотя и принятая в обществе как способ выяснения отношений, все-таки была преступлением, за которым следовало наказание: разжалование или ссылка. Молодых офицеров ссылали на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, где периодически собирались компании самых отчаянных дуэлистов, готовых скуки и потехи ради перестрелять друг друга. Но граф Толстой и тут шел на шаг дальше всех. Ему мало было просто дуэли – он практиковал дуэли невозможные и запрещенные. Нельзя было стреляться с начальником, а он стрелялся с полковником Дризеном. Во время русско-шведской войны и последовавшего затем перемирия дуэли со шведскими офицерами были запрещены, а он убил двух из них.

С ним было опасно находиться рядом – этот грузный человек с меланхолическим взглядом, умышленно говоривший тихим голосом, мог обратить в дуэль любой разговор, любой взгляд, любой жест. Да и жеста было не нужно – Американец потехи ради выдумывал слухи и сплетни, которые неминуемо вели к пистолетам. Про сестру капитана Брунова он выдумал позорящие её истории (они до нас не дошли) и рассказывал их направо и налево, до тех пор, пока не получил приглашения стреляться. Это был его способ: клеветать на людей и с интересом наблюдать за их поведением. Про Пушкина он в письме князю Шаховскому сочинил невероятную чушь о том, что поэта выпороли в канцелярии Третьего отделения – хотя прекрасно знал, что ничего подобного не было. Ну и что? Графу все время было мало острых ощущений, и он играл с людьми в жизнь и смерть, он их дразнил, как зверей, чтобы они на него напали. И тогда он их убивал.

Граф был мастером провокации: слухи и сплетни в его исполнении всегда выходили смачными, как кукиш. Он умел наврать так неправдоподобно, так дико, что тут же находились десятки людей, которые подхватывали выдумку и со смехом разносили её по московским уютным особнячкам и петербургским гостиным. Справедливости ради надо сказать, что Американец на этом поприще был не одинок, у него были соперники. Офицер Алексей Полторацкий, приехав в Тверь, поведал местному дворянству, что Пушкин не поэт, а знатный шпион на службе у правительства и получает за свой труд 2500 рублей в год. Слух о новом поприще Пушкина быстро разошелся по городам и весям, и вскоре к изумленному поэту стали приходить с просьбами о покровительстве дальние родственники: седьмая вода на киселе просила его замолвить о них словечко в высших сферах.

Если же тонкая метода распространения слухов не срабатывала, то в запасе у графа были приемы и попроще. В городе Або, в 1808 году он однажды вечером играл в карты с генералом Алексеевым и молодым Нарышкиным, сыном сенатора, обер-камергера и обер-церемонимейстера Ивана Александровича Нарышкина. Нарышкин попросил дать в прикупе туза, Толстой позволил себе небольшое лингвистическое развлечение: вспомнил, что дать туза означает дать пинок или подзатыльник. Он ответил: «Изволь, вот тебе туз!» – и сунул партнеру по картам под нос свой тяжелый, пуд весящий кулак. Нарышкин обиделся и вызвал Толстого. Генерал Алексеев их мирил, Толстому было безразлично, стреляться или нет – одной дуэлью больше, одной меньше, какая разница? – но молодой Нарышкин на дуэли настаивал именно потому, что это был Федор Толстой и могли подумать, что он побоялся с ним связываться. На дуэли Нарышкин получил пулю в пах и умер.