Когда он вошёл в актовый зал, где были собраны выжившие, зал вздрогнул и затаился в ужасе.

Он прошёл половину расстеленной от входа к сцене красной дорожки и остановился. Странно. Несмотря на всю свою здешнюю глупость, люди должны были наброситься на него, схватить, ведь он один и враг, а их – много; но они, как забитые программы, жались к стенам и не смотрели в глаза. Может быть, их устраивает его сила?

За спиной раздался топот. Обернувшись, он понял, что это Тарри или как его – мчался во весь дух к нему, только халат нелепо вертел крыльями. Не приближаясь более, чем на семь шагов, парнишка бухнулся на колени.

– Бригада мгновенной не приедет. Я всё продумал, да, продумал! Я использовал пароль Ипполита для связи и удостоверил их, что умирающим оказывается самая квалифицированная помощь. Это было трудно, но я сделал это. Они не приедут. Не отомстят. Теперь вы точно не убьёте? Меня…

Он невольно рассмеялся – чисто и весело, показывая миру мелкие белые зубы.

– Когда это у Мэриона погибали пострадавшие и невинные?

Да вот только что, процедил внутренний голос. Процедил – и сгинул под напором уверенности: это так, лес рубят – щепки летят.

Он обвёл горделивым взглядом выживших; те – кто в замешательстве последовал примеру Тири, кто остался стоять, кто вжимался в стену и прятался под стулья.

– Ну, – произнёс он, – я навёл здесь порядок. Не бойтесь меня, ведь я принёс вам мир и справедливость. А ты, Тирик, теперь будешь тут за главного. – вошедши во вкус, он потрепал парнишку по волосам, и тот жалко улыбнулся. – И не балуй! Будь строг, но справедлив, не позволяй обижать себя и твоих людей. («А также дай мне здесь жить в покое, корми и пои, как героя-освободителя до конца дней моих» – съехидничал внутренний голос.) Слышали? – крикнул он, заглушая неприятные слова. Увидел знакомое лицо: кажется, когда-то оно ходило в кружок – и дружелюбно помахал ему; лицо заплакало и исчезло.

Тарри поднял глаза:

– Мэрион! – он невольно вздрогнул. Тарри сглотнул и продолжил: – Вы кровавая легенда, пришедшая из ниоткуда. Нет, то есть, из мира, который у нас давно забыт. И не кровавая, а справедливая. То есть, из лучшего мира, конечно! – вставил поспешно, и человеку на красной дорожке вновь захотелось рассмеяться. – Но у нас совсем другие порядки. У меня только один пароль, Ипполита, а они должны чередоваться. Определённым образом. Я не знаю, как. Через некоторое время там поймут, что здесь происходит что-то. Они всё-таки прилетят. Хотя я, конечно, приложил все усилия, чтобы не прилетели! Тогда мы не сможем удержать больницу.

– Не сможем? – удивился он. В памяти воскресли откинутая рука и пистолет с неснятым предохранителем.

– Да. Наша система несовершенна, она построена на подавлении индивидуального я! – взвизгнул паренёк. – Справедливая система вашего мира, то есть «кто действительно важнее и сильнее, тот и прав», здесь совсем не поддерживается, директора они назначают! Свободное самовыражение, героическая самоотверженность и сила, которые в ходу у вас, у нас совсем не ценятся! Когда они обнаружат, что здесь происходит, они придут, чтобы снова установить свой порядок! – парень выкрикивал фразы всё громче и громче, пока не сорвался на кашель.

Он засмеялся.

– Когда они явятся? – покровительственно спросил.

– Примерно через три дня они пришлют беспилотник, – прошептал паренёк. – Через неделю прилетит лёт.

Сцена была по левую руку, в десяти шагах – но он вдруг почувствовал себя так, будто стоит на ней, и свет софитов бьёт в лицо, и множество взглядов устремлены прямо на него. Это было странно; в последний раз он стоял на сцене, будучи подростком.