Как и всегда, все уставились на меня, настала минута ожидания, пока классная перекинется парой слов с учителем предметником, прежде чем представить меня классу. Больше всего, я ненавидела именно этот момент, тебя разглядывают как некую диковинку, а после начинают «яростно» обсуждать, переговариваясь между собой, а ты в это время стоишь и смотришь на картину в конце кабинета, висящую за спинами учащихся или просто в окно. В данный момент, я разглядывала стенд, «Русская литература XX века», с фотографиями известных писателей, Б. Пастернак, М. Горький, А. Ремизов и в самом конце, В. Маяковский.

«Ну, класс» подумала я, прежде чем услышала голос Татьяны Николаевны, моего нового классного руководителя.

– Ребята, это Александра Маяковская…

– О, Лермонтова! – раздался голос одного из учеников, – тебе подмога прибыла. – И все хором засмеялись.

– Игнатьев! – смерила того взглядом Татьяна Николаевна, – Александра будет учиться в нашем классе, она приехала из другого города…

– Ага, из Багдади! – не унимался тот, и снова смех.

– Я рада Игнатьев твоим познаниям в литературе, но не мог бы ты блистать этими навыками, непосредственно на уроке литературы? – более строго договорила она. И удовлетворённая тишиной со стороны того, обратилась ко мне. – Не желаешь рассказать о себе?

Я перевела взгляд на неё, натянуто улыбнулась и проговорила, – Нет.

– Ну, хорошо, – всё также улыбаясь, говорила та, – ты можешь занять любое свободное место.

Я заметила, как справа кто-то поставил рюкзак на пустое место около себя, мол, чтобы я не могла подсесть. «Хм», можно подумать я жаждала сидеть с кем-то из них. Такая ситуация для меня не в новинку, поэтому с совершенно спокойным видом, я прошла и заняла место за последней партой, на которой лежали какие-то вещи.

– Давай, я это уберу, – быстро включилась учительница, которая до сих пор молчала. Она забрала вещи и переложила на подоконник.

Я принялась готовиться к уроку, совершенно не обращая внимания на шёпот, явно направленный в мою сторону.

– Светлана Станиславовна, – послышался голос Татьяны Николаевны, – Оставляю вас с учениками, не смею больше мешать, – проговорила она и вышла.

– Ладно, – Станиславовна вернулась за свой стол, – продолжим, на чём мы остановились…?

– На том, что нам всем бы хотелось послушать биографию нашей новой ученицы, – Игнатьев развернулся и уставился на меня. – Или нам Википедию почитать? – Косо ухмыляясь, он глазел на меня.

Я же продолжала молчать, не желая доставлять ему радости, показывая, что меня это задело.

– Заткнись придурок!

Услышала я голос девчонки с соседнего ряда.

– Евгения?! – удивленно произнесла учительница.

– Простите, Светлана Станиславовна, но Игнатьев достал уже. Неужели, не понятно, она не хочет рассказывать о себе.

– А ты что, родственную душу почуяла? – не унимался тот, – надеешься, что она составит тебе компанию, в твоих жалких, школьных деньках?

– Павел, немедленно прекрати! – призывала к порядку Станиславовна.

Только было ощущение, что её никто не слышит, все в классе наблюдали за происходящим. Я же ужасно злилась, не то чтобы обычно меня принимали радушно, скорее равнодушно, но чтобы так, точно никогда.

– Иди в жопу Игнатьев!

– Евгения Лермонтова! – прогремела учительница строжайшим голосом, – ты наказана и останешься после уроков!

– Но… – пыталась возразить Женя.

– На три часа, – пригрозила Светлана Станиславовна.

– Супер, – обрадовался Игнатьев.

– И ты тоже, молодой человек! – тут же осадила она его.

– Я-то за что?

– На четыре часа!

Это было последнее, что я слышала, так как моё внимание привлёк гул, еле уловимый, далёкий, но нарастающий с каждой секундой, я сжала кулаки и закрыла глаза, пытаясь прогнать наваждение и страх, который охватил меня в тоже мгновение. Затем произошло то, из-за чего про меня точно подумали, будто я чокнутая. В какой-то момент, когда гул в моей голове приближался, я услышала, нет, не так, я отчётливо расслышала, голос из моего сна, именно он и создавал тот самый гул: «Настя, Настя, Настя, Настя …!»