Дружба? Дружба?

Сухощавый и подвижный лейтенант Скворцов от жары никогда особо не страдал. Он, бывало, высиживал в парилке куда дольше, чем его товарищи по банному удовольствию. И на солнцепёке мог нормально работать, когда другие становились сонными мухами. И удивлялся, если солдатик-новобранец вдруг бледнел и валился кулём на землю от теплового удара. Но только здесь лейтенант понял, что такое настоящая жара.

К концу ноября засуха и голод в Сомали приняли масштабы катастрофы.

Радиостанция лейтенанта Скворцова вошла в состав одной из спасательных колонн. Последующие два месяца службы оказались для лейтенанта тяжким испытанием.

* * *

В первой деревне живых не оказалось. Кругом валялись пустые пластмассовые канистры, битые глиняные горшки, какие-то тряпки и трупы животных. Санинструкторы в белых халатах и резиновых перчатках ныряли в темноту соломенных хижин и быстро выскакивали назад в сопровождении туч жирных мясных мух. Они подбегали к своему капитану и что-то говорили ему сквозь марлевые маски. Капитан кивал и писал циферки в книжку. Погибший скот не считали. Только людей.

Запах. Отвратительный запах тухлятины, от которого не было спасения. Казалось, им пропиталось всё: одежда, вода, продукты. Говорят, к запаху привыкают. Возможно. Но Скворцов привыкнуть не мог. Он ничего не ел и почти не спал, а рёбра его тупо ныли от частых рвотных позывов. Он уже не считал, сколько деревень проехали и скольких мертвецов видели.

* * *

Колонна медленно подошла к очередной деревне, вернее, тому, что от неё оставил пожар. Маленький чёрный смерч из пепла и чёрной трухи бродил среди сгоревших соломенных хижин. Здесь не было трупов, зато два живых существа барахтались в горячей пыли. Негр, похожий на чёрный скелет, намертво вцепился белоснежными зубами в кусок сырого мяса, который пытался вырвать у него облезлый пёс с длинными ушами и хвостом чёрно-бурой лисы. Неожиданно грохнул выстрел.

– Это не собака, а чепрачный шакал, – капитан медслужбы засунул пистолет в кобуру, – вообще-то они людей боятся, но не в голодное время.

Капитан говорил спокойно, будто читал лекцию:

– Нет, нет, зубы не разжимайте, плесните водой – сам отпустит. Вот так. Больного – в машину, на первичные процедуры… да, и вот ещё что… возьмите мазок слюны у шакала, на всякий случай…

Ночью лейтенанта разбудили автоматные очереди. Он выскочил из кунга, разбудил солдат, приказал залечь под машину и не высовываться. Наши часовые целились по вспышкам выстрелов невидимых врагов. Было слышно, как чужие пули шлёпают по цистерне АРСа[16] – будто кто-то хлещет мокрыми тряпками. Потом всё стихло, только журчала вода. Экипаж АРСа быстро забил в пулевые отверстия заранее приготовленные деревянные чопики, так что воды пропало немного.

«Нас так просто не возьмешь, – подумал Скворцов, – однако и сволочной здесь народ… их же спасают, и они же нападают. Подошли бы да попросили воды – мы ведь не откажем»

– Откажем, потому они и напали, – капитан медслужбы будто читал мысли, – знаешь, лейтенант, зачем им вода?

– Как то есть зачем?

– А так. Они коров спасают. Стадо своего грёбаного генерала. Добывают воду любыми средствами. Коровы – главная здесь ценность. У кого стадо уцелеет, тот сказочно обогатится после засухи. А на людей плевать они хотели. И на чужих, и на своих. Человеческая жизнь в этой стране ничего не стоит. Если бы силёнок хватило, они и нас бы перебили, глазом не моргнув. Вот так-то, лейтенант.

Скворцов хотел сказать, что надо заявить протест, что это провокация, международный скандал, но, подумав, промолчал. Однако капитан снова прочитал его мысли: