– Эх… – вздохнула правая голова нашего Змея.

– Лишь бы засудить, – согласилась средняя.

– Уйдём я от вас, – пропищала левая. – Расчёт за месяц получу и уйдём. Лучше скитаться по миру буду, чем такое враньё выслушивать.

– Разобраться бы надо… – нерешительно протянул Калымдай.

– Это всё – Гюнтер, – показала Маша дворецкому длинный язык. – От сердечных страданий любовная лихорадка мозги помутила. Точно так же было в романе мсье Жерома де Ла Бикура…

– Маша! – взмолился Совет хором.

– Свидетели были опрошены доверенными лицами, – немного обиженно заявил Гюнтер, – и в их правдивости сомнений быть не может. Но если Государь позволит мне высказать личное мнение, то я убеждён, что некоторые члены Совета, пренебрегая истиной и правопорядком, а наоборот, желая внести сумятицу и выгораживая своего трёхглавого сообщника…

– Странно, – перебил его царь-батюшка. – А когда там сказано про сундучок золота?

Пока Гюнтер отыскивал нужное место, путаясь в пачке доносов, Михалыч задумчиво протянул:

– Странно другое. Не упомню я что-то за чешуйчатым, чтобы он хоть раз долю с добычи не отстегнул в казну.

Все дружно кивнули даже царь-батюшка.

– Осьмнадцатого червеня, – нашёл наконец-то нужное место дворецкий.

Кощей поднял глаза к небу, пошамкал губами, позагибал пальцы, а потом обиженно взглянул на Гюнтера:

– Мы весь тот день, как сейчас помню, с Горынычем на охоте провели. Брешешь ты Гюнтер что-то.

– А я помню, – кивнул я. – Кабанятина вонючая была, как Иван Палыч не старался, а оленина жёсткая как характер Вашего Величества.

– В натуре чуть не засудили, братана! – обрадовался Аристофан. – А давайте Гюнтера реально за это казним?

– Так, – зевнул Кощей, – пока отложим процесс. Гюнтеру поручим перепроверить…

И тут царя-батюшку нагло и бесцеремонно прервали.

От поднятого гигантскими крыльями ветра у Кощея сорвало корону с головы и она, дребезжа, покатилась в угол, а вся пачка доносов Гюнтера, весело вспорхнула и разлетелась по окрестностям отдельными листиками.

Ну да, еще один Змей Горыныч. Розоватого цвета, чуть поменьше нашего, левая и правая шеи повязаны синими платочками, а на средней красуется алый бантик.

– Здравствуйте, – застенчивым хором поздоровались головы и кокетливо мигнули.

Полк придворных дам пополнился летающим динозавром женского пола.

– Горыня, – представилась нам дракониха, когда первый ажиотаж и шквал вопросов утихли, – а если полностью, то Горыня Георгиевна.

– Папу Жорой звали, – понятливо кивнул Михалыч.

– В натуре, как нашего генерала, – хихикнул Аристофан.

– Нет, – немного смутилась Горыня, – папу, как обычно – Горынычем звали. Это я в честь одного рыцаря второе имя взяла.

– О? Предчувствую романтическую историю, – оживилась Маша. – Любовь, да?

– Я даже и не поняла толком, но, наверное, любовь, – согласилась дракониха. – Приехал как-то ко мне рыцарь, прекрасный и благородный. Волосы русые длинные, ветерок их колышет, а сам он высокий, сильный и руки такие крепкие…

– Шарман, – вздохнула Маша. – И что дальше?

– Дальше всё так быстро произошло… Он в меня копьём стал тыкать…

– Ой, как восхитительно пошло! – захлопала в ладоши наша вампирша. – Это же метафора? Как в женских романах?

– Па-а-адумаешь рыцарь, – протянул Горыныч с нотками ревности, – па-а-адумаешь копьём!

– Нет, настоящим копьём. Я его и сожрала. Вместе с конём. А потом и задумалась. А может и правда человек хороший был? А я его вот так сразу…

– Жутко печально, – кивнула Маша, – только очень коротко. А можно, к примеру, добавить подробностей, ввести две-три любовные сцены…

– Не надо, внучка, – решительно перебил её Михалыч. – Потом досочиняешь, не сейчас.