Я нынче никого не обвиню,
что перешло махалово в грызню,
что Русь явилась в новой ипостаси,
когда что белый день, что темный лес,
когда то хай, то буча, то замес,
то драки, то бои, то свистопляси.
И как-то сразу стало тяжело,
совсем, весьма, и слишком, и зело,
и порешил народ, слегка подумав,
что слишком горек Вавеля нектар,
что лучше уж хлебать кумыс татар,
что Сигизмунды хуже всех Кучумов.
Давай-ка ты, незваный гость, приляг.
О том и не хотел бы знать поляк,
да только жизнь дороже для рубаки.
У Сигизмунда больше нет идей:
в Кремле поляки режут лошадей,
и скоро их самих съедят собаки.
…В России нынче та же чехарда,
с ордой воюет новая орда,
и на воров войною ходят воры.
Все кончится в ближайшие года,
но, коль посольство отправлять туда,
то не с кем там вести переговоры.
И, возвратясь к родному очагу,
я только скромно уповать могу
читателя найти в достойном принце,
в чьих жилах кровь Оранская течет.
Смиренно вам вручаю сей отчет,
великий воевождь семи провинций.

Федот Котов

Хожение. 1624

Россия, Персия, одна ебёна мать.
Сергей Петров
Куда как долог путь по Волге до Персиды!
В Индею да в Урмуз, – за брегом новый брег, —
Да вот еще купцу великие обиды
наносит бусорман: татарин да узбек.
Киюз, карамсарай, тропа до Ыспагани:
с верблюда каждого везде плати рахдар;
запоны разные, что учтены заране:
потерпим, только пусть не отберут товар.
Ведет безводный путь то в гору, то в долину;
доехать надобно с Дербени на Шаврань,
а там на Шемаху, – а угодишь к лезгину, —
три киндяка с вьюка с поклоном притарань.
Зато за Шемахой есть земли плодовиты,
не только много там достойных овощей,
но тулунбасы есть, шелка и аксамиты —
и тысячи иных пользительных вещей.
А город Ыспагань садами весь обрамлен,
для всех один закон великим шахом дан, —
здесь множество жидов, арменьян и аврамлян
торгуют, поутру стекаясь на майдан.
По праздникам в сады лежит дорога шаха,
от жонок и робят аж звон стоит в ушах,
а кто не голосит, – тому готова плаха,
зане на похвалы зело повадлив шах.
В мечетях абдалы нагуливают пузо,
а по ночам не спит ни турок, ни арап,
что в месяц рамазан, да и в часы навруза
пьют до утра чихирь и мнут дешевых баб.
Я озирать устал горячую Персиду,
уже не до чудес московскому купцу,
нисколь не жалуюсь, что днесь домой отыду,
и повесть подвести положено к концу.
Еще б рассказывал, да только ехать надо,
подробно говорить об этом смысла нет, —
боюсь, что в пятницу не выпустят из града:
здесь пятницу блюсти велел пророк Бахмет.
Как дальше поступать – мы разберемся сами;
но мысль особую имею в голове:
чем на Персиде быть верховным псом над псами,
то лучше просто быть собакой на Москве.
Что, дело тонкое – Восток для инородца?
Кто хочет знать ответ, – тогда меня спроси:
и я на то скажу, – где тонко, там и рвется,
а стало быть, – меня заждались на Руси.

Федот Котов известен своим путешествием в Персию в 1623–1624 годах, которое он совершил по поручению царя Михаила Федоровича Романова «в купчинах, с государевой казною», выступив из Москвы в сопровождении отряда из восьми человек. Поскольку Котов купечествовал с царскими товарами, это обстоятельство давало ему множество различных привилегий, в первую очередь – отсутствие всевозможных дипломатических препятствий на своём пути. Историю своего посольства он описал в труде под названием «О ходу в персидское царство и из Персиды в Турскую землю и в Индию и в Урзум, где корабли приходят», которое было записано с его слов в первой половине XVII века и опубликовано более чем через два столетия после завершения его странствий с сохранившейся рукописи; возможно, этот своего рода дневник он вёл намеренно, по специальному повелению Посольского приказа.