В дверь постучали.

В личный вагон Предреввоенсовета не мог войти никто, кроме жены Троцкого Натальи Седовой и фаворитки Ларисы Рейснер. Если бы отчаянные балтийцы или угрюмые латышские стрелки смогли хоть одним глазком заглянуть в таинственный вагон, то увидели бы ненавистный мирок царской роскоши, против которого они, в сущности, и воевали.

Стальные стены были затянуты экзотическими тканями и увешаны дорогими коврами, кровать в спальном отделении застелена голубым атласом, на рабочем столе, инкрустированном золотом, стояла пишущая машинка, громоздился ворох телеграфных серпантинов, россыпью валялись листы рукописей, походные дневники, толстенный древнегреческий словарь, карта-трехверстка, наган, гардемаринский палаш, морской бинокль. Далее стоял обеденный стол, уставленный драгоценной посудой из мейсенского фарфора с вензелями царской семьи, а в углу поблескивал алмазами настоящий ханский трон, конфискованный из музея. Гостиную часть вагона отделяла от спальни ажурная перегородка.

В дверь постучали. Лариса пошла открывать. На пороге в гремящем тамбуре стоял личный порученец Троцкого Ефимов.

– Я насчет завтрака, Лариса Михайловна? Что на завтрак прикажете?

– Лев Давидович, – крикнула Лариса в глубину вагона, – что закажем на завтрак?

– Закажи сама, – донесся голос наркома, – я доверяю твоему вкусу.

– Значит так, Ефимов, – Лариса в предвкушении потерла ладони, – гренки из свежего хлеба, масло сливочное, пармская ветчина, кофе «Мокко», а мне мороженое с жареным миндалем. – Она расхохоталась. – Что, Ефимов, слабо?

– Никак нет, Лариса Михайловна, – не моргнув глазом, ответил всемогущий «джин» Ефимов, – достаточно желание выразить. Достанем. Как из-под земли.

– Это не ковер-самолет, а какая-то скатерть-самобранка, – вскричала Рейснер в восторге. Ее переполняло веселье.

– Что-с? – не понял вышколенный Ефимов.

– Нет, не надо, Ефимов, милый, какой миндаль. Война же, разруха, голод!

Достаньте мне кочерыжку от капусты – это моя самая любимая еда.

– Помилуйте, Лариса Михайловна, – поезд сильно качнуло, Ефимов ухватился рукой за поручень, – изволите кочерыжку, доставим в лучшем виде.

Лариса пошла переодеваться. В серой армейской коловерти она давала вождю солнечную яркость чувств, вия обольстительный призрак рая в стальной коробке штабного вагона. Она сама обставляла их гнездышко, конфискуя в захваченных дворцах старинную мебель, драгоценные гобелены, тонкую посуду. Он раздирал на ней уникальные одежды работы Бакста и Бенуа, шедевры созданные для спектаклей Большого театра. Вечерами под грохот колес из черной комиссарской кожи появлялась сказочная царевна, гурия, баядерка, апсара, наложница, разнузданная, не знающая удержу вакханка.

Лев Давидович в парчовом тяжелом халате, простеганным золотыми нитями, восседал на усеянном крупными алмазами деревянном троне! Трон был конфискован в Казани еще до захвата ее белочехами и принадлежал одному из последних ханов Казани Утямыш- Гирею. Трон был неудобным и жестким, Троцкий на него садился только для развлечения, чтобы поиграть в их с Ларисой любимую игру. И вот, истомив ожиданием, женщина появилась.

У Троцкого захватило дух: сегодня Рейснер явилась в образе императрицы Ларисы Великой. Стройная фигура ее переливалась в полутьме вагона огневыми сполохами царского платья из златотканой парчи. Шею отягощало ожерелье из жемчужин безукоризненной формы. В волосах подтаявшими снежинками переливались бриллианты. В ушах покачивались алмазные подвески. Руки ее были обнажены и протянуты к нему. Она была величественна и покорна. Это сочетание возбуждало больше всего.