– Бать, а как думаешь, смогут мужики стрелять? Ну… по людям? Это же…

Отец очень серьезно на него посмотрел и ответил:

– Надо будет – смогут. Если эти – он показал большим пальцем куда-то за спину, – вдруг чего плохое задумали. Но я надеюсь, что не придется.

Староста прервал молчание:

– Так и поступим, Матвей.

Огнь в давно нетопленой печи разгораться не хотел. Печь дымила, и Петр Милованыч то и дело склонялся к поду, раздувая огонь. Матвей вспомнил о том, как в первую свою поездку точно так же пытался растопить печь в зимовье. А потом вынул из трубы старое бурундучье гнездышко, и печь загудела, разгораясь жарко. Заикнулся было об этом, но староста только хмыкнул в бороду и продолжил смешно надувать щеки, пытаясь заставить огонь разгореться наконец. Отец сидел за столом и поглядывал в окно. Забора у дома старосты не было, и небольшая площадь перед домом была как на ладони. Сейчас она была покрыта первой, едва проклюнувшейся ярко-изумрудной травой, и выглядела очень нарядно.

На лавках перед домом и на завалинке расположились старшаки. У кого в руках ружье, у кого винтовка, а кто и без оружия. Но вид старались создавать, а большего от них и не требовалось. Остальные мужики разошлись по огородам, помогать женщинам. Работы на земле всегда с лихвой хватает. Но как только в деревне покажутся делегаты, все быстро соберутся. Специально так решили, чтобы у пришлых не создавалось впечатления, что их тут ждут не дождутся. У всех свои дела, а старосте по рангу положено первым гостей встречать.

Огонь в печи наконец занялся ровно, смолистые дрова потрескивали, навевая на Матвея сон.

Этой ночью они почти не спали – пара мальчишек потерялись в лесу, а вмести с ними и Каюр, который обычно сопровождал ребятню в тайге. Когда к назначенному часу мальцы не вернулись, мать стала бить тревогу. Все сорвались было с места, но Матвеев отец остановил их окриком:

– А ну стой! Далёко собрались?

Мать потеряшек, Авдотья, крупная и румяная, вскинулась:

– Ну как куда, Матвей?! Сынов моих искать. Они ведь в тайге где-то, одни-одинешеньки….

В голосе явственно слышались слезы. Отец спросил как мог едко:

– А где именно ты их искать собралась? Куда они пошли, знаешь? Уйдете в другую совсем сторону, и что?

Авдотья села, прижав к некрасивому лицу крупные руки. Ее муж, хилый мужичонка Федька, встал с ней рядом и угрюмо спросил:

– А ты, Матвей, чего предлагаешь-то? Чего время-то мы теряем тут?

Отец спокойно глянул на него и ответил:

– Пара минут точно ничего не решат. А вот если уйдем не туда, то может быть худо.

На этих словах Авдотья не выдержала и завыла в голос. Отец рявкнул на нее:

– Ну-ка цыц! Не вой по ним раньше времени. Найдем пацанов твоих, никуда не денемся. Обвел взглядом всех собравшихся вокруг:

– Кто их видел и слышал с утра? Куда они собрались? Авдотья, что тебе сказали, когда ушли?

Авдотья промакивала глаза уголком передника и всхлипывала, ничего не говоря. Федька дернул ее за плечо:

– Ну! Чего молчишь?

Та дернула плечом:

– На речку собирались они. Удочку вон с собой взяли и пошли. Мы, говорит, сами научимся рыбу ловить. Будь она проклята, рыба эта. А вдруг они потонууули….

И она вновь завыла, заплакала. Так, ясно, от нее толку мало. Но главное он услышал – к реке собирались. И тут вперед вышел малец, в замызганной рубахе до колен, босой и весь какой-то измурзанный. Он робко глядел на взрослых и что-то тихо бубнил себе под нос. Отец сначала пытался расслышать, что он говорит, потом сказал громко:

– Тихо все!

Гул вокруг тут же стих, малец тоже аж присел от громкого окрика. Отец присел перед ним на корточки, взял за плечи и спросил тихо: