В XXII веке такой способ возврата признанных гениев из Чистилища был весьма распространен и имел широкое общественное одобрение. Воскрешенные гении не всегда оставались в своем уме (по правде говоря, довольно редко), но это всё равно считалось выгодной сделкой с руководством нижних планов бытия.

– В этот раз менять не будут, – мрачно сказал Акоман. Его клювастая маска треснула и сочилась густой, тёмно-красной жидкостью, а зелёные растрёпанные волосы лезли во все стороны клоками. – За побег, групповую одержимость и массовый геноцид нас без суда пустят на топливо для реакторов.

Ракшасы поёжились. Вечная не-жизнь под колпаком «Объединенных энергосистем Преисподней», аккуратное выкачивание жизненных сил в течение столетий – ровно столько, чтобы не убить, но и не дать вырваться на свободу – это было куда хуже гуманного развоплощения.

– Есть идея, – проскрипел Пазузу, трепеща своими призрачными крыльями. – Я пошарил в памяти своего мясного костюма, он работал в Институте Реальности. Понимаете, что это значит?

– Нас пустят внутрь, – сказала Сандри и облизнула сухие губы. Её лицо казалось обветренным, покрасневшим. – Мы сможем получить доступ к операторской?

Контроль Института Реальности над жизнью цивилизации имел свои ограничения и не включал модификацию базовых физических законов Вселенной, но остальные параметры можно было изменять в достаточно широком диапазоне – при определенной сноровке не воспрещалось даже отправиться в прошлое и откорректировать его на свой вкус. Находясь в фиксированной точке во времени, Институт всё равно продолжил бы существовать.

– Рискованно, – сказал Дзи, с трудом двигая гипертрофированными челюстями. После сеанса импровизированного каннибализма они здорово подросли и сейчас больше напоминали осиные жвала. – Если и прорвёмся, то с шумом и треском.

– С каких пор тебя стал пугать шум, дух? – фыркнул Акоман. Несомненно, под его маской больше не было лица Фикуса. Точнее, именно маска с выпученными стеклянными глазами и загнутым клювом и стала его новым лицом. Демоница Геллер могла бы оценить иронию. – Эти тела пока ещё достаточно сильны. Мы сметём охрану и пробьёмся в чертог, откуда можно менять миры, словно старое платье.

– Охраны может быть слишком много, – медленно сказала Сандри. – Наши способности хороши, и я возбуждаюсь каждый раз, когда вижу их в деле, но в этот раз разумнее будет воспользоваться абсолютным оружием.

Демоны нахмурились.

– Я не уверен, что мой носитель знает, где находится ближайшее хранилище ядерных бомб, – сказал Пазузу. – Думаешь, Акоман сможет погрузить их в безумие? Он велик этой славой, не так ли?

– Я имела в виду другое, – сказала Сандри, сдвигая шляпу набок. – В этом городе есть мастерская, где производят яды. Невидимые, летучие, но способные отнять души у сотен человек за раз. Мы устроим на неё налет и завладеем этим богатством, а после обрушим его на Институт Реальности. Я не думаю, что мастерскую охраняют столь же усердно.

– Мне нравится, – промычал Дзи, вращая глазами. Было ясно, что скоро ему понадобится ещё одна доза свежего мяса. – Если только я смогу заставить повозку снова ехать.

– Если потребуется, мы вынем из неё электрический дух и вольем туда твой, – пообещал Акоман. – Это тело умеет так делать, а значит, и я тоже. Я думаю, план Сандри может сработать, особенно если мы поспешим: мне кажется, наши аватары протянут недолго. За мной, если только вы не решили медленно превращаться здесь в копчёное сало!

Четыре не вполне человеческие фигуры покинули пожарище и заняли места в «Призраке». Тот недовольно рыкнул, но смирился с присутствием внутри себя странных форм жизни, взвыл на высокой передаче, тут же спрыгнул на автопилот, а потом резким звериным движением рванулся вперёд и унёсся прочь. Город-минус-один продолжал жить, не подозревая о растущей внутри себя гибельной опасности – как обычно бывает и с городами, и с людьми.