– Извини.

– Ничего. До сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Я был в Брайте, видел падение города, но там купол двигался медленно. За три дня мы успели вывезти население. А Эрлун… Слышал, его поглотили за час.

– Там, правда, никто не выжил?

– Не знаю, – вздохнул он. – Хочется верить, но сама понимаешь.

– Что вообще происходит за Гранью? – оживилась Мисарра.

– Не имею ни малейшего представления. Некоторые считают, что купол целиком состоит из маниту. Одно касание, и ты больше себе не принадлежишь.

– Некоторые?

– Именитые ткачи Академии, – хмыкнул Керден. – Старые бородатые хвастуны, мнящие себя властителями судеб и незаменимыми советниками короны.

– Ты не слишком высокого мнения о наставниках, – подколола она.

– Они не участвовали в войне. Ни в одном сражении. Спрятались за стенами Тесона, отправив на фронт молодёжь, первая половина из которых раньше не видела порченных, а вторая – только научилась создавать устойчивые плетения.

– Я слышала, что именно ткачи отстояли Соледру и остановили войну.

– Да, ткачи, – согласился Керден. – Но не те, кто сидит в уютных креслах Академии.

День медленно угасал. Закат вишнёвым киселём разливался над горизонтом. Алое солнце над равнинами Зари всегда предвещало скорое начало сезона дождей. Фермеры торопились собрать урожай, бродячие артисты разбивали шатры близ крупных поселений, торговцы спешили добраться до оживлённых трактов. Жизнь в степях замирала в ожидании долгого ливня.

Устраиваясь на ночлег, Керден тихо проклинал багряный свет, разлитый над полем. Он проникал повсюду: рыскал в сумке, скользил по тетиве лука, дремал на ломтике хлеба.

– Не люблю красные закаты. Похоже на зарево пожаров. – Керден вытряхнул из кармана хлебные крошки.

Девушка уселась поближе к костру. Ткач бросил куртку на землю, устроился сверху, довольно вытянув ноги.

– Помню, мы с Эллоей неделю ночевали в полях, – сказал Керден. – Она играла на свирели, напевала весёлые баллады, а после заката долго сидела у огня, не замечая ничего вокруг.

Мисарра подняла с земли вороное перо. Маниту, приняв облик золотого суслика, запрыгнул на плечо, чтобы обнюхать находку.

– Как вы познакомились? Ты тоже спалил её дом? – улыбнулась девушка.

Ткач рассмеялся.

– Мы с друзьями отмечали какой-то праздник в кабаке, где она выступала.

– Королева выступала в кабаке? Мы говорим об одной и той же женщине?

Керден подбросил хворост в костёр.

– Да. Мы перебрали тем вечером и поспорили, что сможем закадрить красотку. В то время у неё уже было много поклонников. Она отвадила всех. Особо настойчивых проучил охранник. Тьери отделался испугом, а мне тогда здорово наваляли. Через пару дней весь в ссадинах и с огромным синяком под глазом я пришёл извиниться и снова нарвался на того же верзилу. Эллоя вовремя вернулась с рынка, чем спасла меня от новой порции тумаков. Мы поболтали, потом несколько раз встретились в городе и, в конце концов, попали в один караван, идущий из Эрлуна в Тесон. По дороге сдружились, а дальше – война, Соледра, коронация.

– Верится с трудом, – сощурилась девушка. – Кабы не письма, назвала бы тебя шарлатаном.

– Я бы не обиделся. А что насчёт твоего лучшего друга?

Ткач указал на маниту, натиравшего шерсть о пёрышко.

– Нечего особо рассказывать. Незадолго до начала войны отец принёс Рики с охоты, сказал, что малыш спас его от стаи волков. С тех пор он живёт с нами. Со мной, – поправилась она.

Мисарра отложила перо, сорвала росток щетинника, намотала тонкий стебель на палец. Пушистое соцветие заменило камень в воображаемом кольце.

– Тебя не интересовали причины подобного поведения? – осторожно спросил Керден. – Маниту не свойственно дружелюбие, а жизнь среди людей и подавно. Либо ему что-то нужно, либо он нашёл, что искал.