После коллективизации жизнь села стала жестко управляться сверху. Отдельные аспекты природопользования попали в руки разных ведомств. Исчезла некогда единая экологическая политика, осуществляемая общиной. Смена моделей природопользования проходила постепенно, традиции существовали параллельно с новым. Убыстрила процесс смены моделей Великая Отечественная война, оправдывавшая пренебрежительное и мобилизационное отношение к природным ресурсам. Как полагают исследователи, в 1930-е гг. были заложены важнейшие идеологические и организационно-хозяйственные предпосылки экологического кризиса XX в.130

Определенное научно-теоретическое значение для нашего изыскания имели рассуждения Н. Г. Кедрова о крестьянских «письмах во власть» как феномене выражения их представлений о происходившем в стране в форме политической репрезентации131. В частности, ученый выделил три уровня крестьянской репрезентации в данных источниках: формальный (собственно содержание обращения к власти), прагматический (цели обращения), надпрагматический (представления, не выраженные прямо в формальной части, но «выводящиеся» из анализа прагматической части коммуникационного акта). Опираясь на данный подход, Н. Г. Кедров опроверг устоявшееся в науке мнение о социальном протесте крестьянства в 1930-е гг., указав на конформистский подход крестьянства к власти в рамках допустимой меры ее критики. Важным является вывод историка о том, что крестьяне не предполагали своего участия во власти, рассматривая последнюю в качестве надсоциальной силы, призванной решить все проблемы. Таким образом, заключал исследователь, крестьяне сознательно ставили себя в пассивное положение по отношению к власти, что отвечало ее интересам и обеспечивало устойчивость советского политического режима. Данные выводы оказались нами востребованными при обобщении результатов анализа выявленной фактологии.

Среди работ по политической истории и истории государства и права России укажем исследования, посвященные созданию советского государства и его законодательной деятельности, востребованные нами при контент-анализе декретов советской власти132; анализу программатики политических партий России133, взаимоотношениям советской власти и интеллигенции134 и иные.

Большое научное подспорье оказали исследования в области исторической демографии: объективные демографические данные позволили определить степень антропогенного воздействия традиционного общества на природные ресурсы на различных этапах изучаемого периода, а значит, и остроту экологических проблем135.

В сфере истории науки мы опирались как на обобщающие работы о государственной политике в отношении науки в изучаемый период, развитии отдельных отраслей естественной науки, в особенности аграрной136, так и на тематические, зачастую узкоспециализированные исследования, например, в области почвоведения, сельскохозяйственной метеорологии, климатологии, геоботаники, агролесомелиорации и др.137 Полезны были также издания по экономической географии и районированию138. Многочисленные библиографические указатели и справочные издания наравне с иными оказали помощь в поиске необходимой информации139.

Стоит признать, что современная мировая наука тяготеет к тому, как заметил еще В. И. Вернадский, чтобы ученые специализировались не по наукам, а по проблемам, т.е. имели совокупное представление, накопленное разными науками по интересующим их проблематикам. Зарубежные исследователи в сфере экоистории небезосновательно призывают российских коллег расширить фокус исследовательского внимания, чаще и смелее применять междисциплинарные методы. Подобные тенденции уже существуют и активно развиваются, однако в довольно замкнутых региональных пределах, причем как научно-предметных, так и географических. Одним из перспективных направлений в экоистории является т.н. культуральный подход – концентрация внимания не на разрушающейся окружающей среде, а на человеке в меняющемся природном окружении и его восприятии происходящих социоприродных трансформаций.