Если история показывает, что две очевидным образом идентичные дилеммы постоянно приводят к противоположным результатам: дилемма войны к вооруженному миру (с эпизодическими войнами), а дилемма торговли – к торговле, то видимое сходство должно скрывать существенные различия. Интуитивно войну по сравнению с торговлей проще рассматривать как отдельное самостоятельное действие. Войну можно вести даже для того, чтобы «покончить со всеми войнами» и установить гегемонию в условиях мира на вечные времена. Торговля же обычно представляет собой бесконечный ряд повторяющихся действий, которые их участники намерены продолжать. К торговле, в отличие от войны, применимы все те факторы, которые в математике и психологии считаются способствующими кооперативным решениям в «повторяющихся» дилеммах заключенных. Однако ни одна из дилемм и их решений в реальном мире не является убедительным аргументом в пользу теории Гоббса об изобретении государства и о бегстве из скотского ничтожества естественного состояния в его широкие объятия.

Является ли более сильным тезис Руссо о том, что люди в естественном состоянии неспособны организовать социальную кооперацию, необходимую для реализации их общего блага (общей воли)? Базовая формулировка проблемы содержится во «Втором рассуждении» и известна как притча об охоте[35]. Если двое охотников выслеживают оленя, то они гарантированно его поймают только в том случае, если каждый из охотников будет стоять на своей позиции. Таким образом они могут бессознательно познакомиться с идеей взаимных обязательств (которая, по Руссо, открывает путь от естественного состояния к гражданскому обществу), но только если этого требуют их насущные интересы в данный момент. Однако они не обладают предусмотрительностью и «не помышляют даже о завтрашнем дне». Поэтому если один из охотников заметит пробегающего зайца, он оставит выслеживание оленя и погонится за зайцем, лишив второго охотника оленя, да и вообще какой бы то ни было добычи. Матрица выигрышей в таком взаимодействии будет выглядеть, как показано на рис. 3[36].

Рис. 3.

Поскольку оба охотника предпочитают зайцу оленя или хотя бы половину оленя, то ни у одного из них нет стимула обманывать другого, оставляя того стоять, пока сам он будет гоняться за зайцем. Поэтому, действуя рационально, никто не выберет стратегию «максимина» (гнаться за зайцем в правом нижнем углу). Охота на оленя тем самым кардинально отличается от настоящей дилеммы заключенных в гоббсовском смысле. Социальная кооперация не является дилеммой и по этой причине не требует принуждения. На охоте проблема (но не дилемма) возникает только вследствие недальновидности одного из охотников, который не видит, что гарантированный олень в конце охоты лучше гарантированного зайца. (Если бы оба охотника страдали от полной потери предвидения, то они могли бы «объективно» столкнуться с дилеммой заключенных, не почувствовав этого. Ни одного из них не заботил бы конечный результат охоты, они не подумали бы об упущенном олене, не говоря уже о том, чтобы договориться (т. е. вступить в общественный договор, создающий государство) о том, как им поймать оленя, а не зайца, что является единственной причиной, которая способна помешать охоте идти своим чередом, после чего оба охотника разбегутся после игры, если они ее вообще разглядят.)

Тогда, предполагая, что хотя бы второй охотник осознает преимущества пребывания первого на своем месте, каковы возможные решения для того, чтобы преодолеть недальновидность или безответственность первого охотника? Решение в рамках теории общественного договора состоит в том, чтобы сделать его участником общественного договора, при необходимости добровольно соглашающимся на принуждение. Но тогда трудно понять, почему он увидит преимущество общественного договора, если он не видит преимущества в том, чтобы стоять начеку