Для города Симоды второй вал был самый пагубный: поднявшись до высоты 3-х сажень выше обыкновенного уровня воды, она затопила собою все здания и, отхлынув, унесла их в море или разбросало по всем уголкам бухты. За этим валом бухта наполнилась частями домов, соломенными крышами, домашнею утварью, человеческими трупами и спасавшимися на обломках людьми. С фрегата брошены были концы, но несчастных относило от бортов, и нам удалось спасти только одну, почти уже окостеневшую старуху» [140].

Разгул стихии продолжался до 16 часов. Все здания в Симоде были уничтожены. Остались целыми несколько храмов. Был основательно разрушен и фрегат «Диана». У него оторвало киль, руль, обшивку. Оторвавшимся орудием был убит матрос Соболев, унтер-офицеру Терентьеву переломило ногу, матросу Викторову оторвало ногу выше колена. От образовавшейся течи фрегат постепенно погружался. Для исправления всех повреждений необходимо было искать место, где фрегат можно было бы килевать. Такое место нашли в 35 милях от Симоды, это была бухта Хеда. Пока искали подходящую бухту, на берег были свезены орудия со станками, подведён под кормовую часть, где была течь, прошпикованный парус, и устроен временный руль. Но попытка спасти судно не удалась, во время буксировки в бухту Хеда, налетевший шквал перевернул фрегат, и он затонул на большой глубине. Все люди были свезены на берег и пешком, во главе с вице-адмиралом Путятиным отправились в деревню Хеда, куда и дошли через два дня. Там уже для русских моряков были приготовлены помещения, офицеры расположились в буддийском храме, а команда в опрятных казармах.

Закончив все дела с устройством команды в Хеда, Е. В. Путятин 17 января поспешил в Симода для завершения переговоров с японскими уполномоченными. «После окончательной гибели фрегата, – сообщал он впоследствии товарищу министра иностранных дел Л. Г. Сенявину [141] в депеше № 1786 от 18 июля 1855 г., – я крайне опасался, чтобы японцы, воспользовались нашим положением, не стали вовсе отказываться от заключения трактата или, по крайней мере, не вздумали бы делать новых притязаний относительно определения границ. Опасения мои были, однако напрасны, японцы принимали искреннее участие в нашем бедствии, и, хотя сначала настаивали, чтобы целое племя айносов острова Сахалин было признано японским, но окончательно согласились выпустить эту статью и вообще, были умереннее и сговорчивее, чем можно было ожидать» [142].

26 января (7 февраля) 1855 г. в Симоде в буддийском храме Гёкусэндзи был подписан первый русско-японский трактат [143]:

Между Россией Японией устанавливались дипломатические отношения, подданные одной из сторон получали защиту на территории другой и они получали неприкосновенность своей собственности. Граница на Курильских островах устанавливалась между Урупом и Итурупом. Для русских судов открывались порты Хакодате, Нагасаки, Симода, в которых допускались торговые сделки русских, но в ограниченных размерах и под контролем японских чиновников. Было разрешено с 1856 г. пребывание русского консула в одном из открытых портов и предоставило русским право экстерриториальности. Россия получала права наибольшего благоприятствования.

Вопрос о принадлежности Сахалина представители японской стороны, как и Путятин, решили отложить на будущее. Компромисс в виде формулы «как было до сего времени» устраивал по разным причинам обе стороны. Анализируя этот пункт, исследователь-японист А. В. Трёхсвятский отмечал: «Японская сторона, как это видно из японского текста договора, в котором фраза «как было до сего времени» отделена от следующей фразы «граница не разделена», стремилась сохранить статус-кво на острове, сложившийся для обеих сторон на тот момент, несмотря на то, что приложение к данному пункту, гласившее, что «земли, на которых японцы и айны Эдзо проживали на Карафуто до 5-го года Каэй, или по западному календарю до 1852 года, следует признать принадлежащими Японии», не было включено в договор, японская сторона вложила «как было до сего времени» смысл сокращённого приложения. В российском тексте договора в данной части («Что касается острова Крафто (Сахалина), то он остаётся неразделённым между Россиею и Япониею, как было до сего времени), акцент падает на слово «неразделённым» и означает откладывание пограничного размежевания на будущее. То же самое и в официальном тексте трактата, написанном на голландском языке. По мнению японского исследователя Т. Акидзуки