По-видимому, Витте не очень преувеличивает растерянность графа Сольского. Оппонент Витте генерал Мосолов дает примерно ту же картину безрезультативности работы Совещания, члены которого утонули в противоречивых суждениях, даже либералы: «Все признавали [ее] необходимость, но в чем же она должна выразиться <…> сторонники конституционного правления не имели малейшего понятия о порядке выборов в представительные органы и создания работоспособного органа… отделывались общими местами и заявляли, что о деталях позаботится уже Сергей Ефимович Крыжановский (государственный секретарь пользовался в высших сферах репутацией тонкого юриста, добавляет Мосолов)»>3.
Витте трезво оценил обстановку. Время для рассуждений и споров прошло. Нужны немедленные действия, или открытие военной диктатуры, или провозглашение конституционных свобод, более решительное, чем это было сделано 6 августа.
Витте вернулся в Петербург в середине сентября и как председатель кабинета включился в обсуждение реформ, перестройки работы правительства. В связи с предстоящим по указу 6 августа созывом Думы обсуждается план объединения работы всех министерств и создания Совета министров. На пост премьера претендует Витте. Споры вокруг реформ правительства и созыва Думы будоражили умы. Интеллигенция, недовольная тем, что ее избирательные права были сильно ущемлены, выдвигала лозунг бойкота законосовещательской Думы, созыва Учредительного собрания и апеллировала к рабочим, которым вообще не был открыт доступ в Думу. В исходе первой декады октября 1905 г. начались стачки железнодорожников, грозившие перерасти во всеобщую политическую забастовку, что и произошло вскоре.
Делегация железнодорожников явилась к Витте и передала ему требования бастующих. Они сводились к созыву Учредительного собрания на основе «четыреххвостки»: отмена военного положения, провозглашение политических свобод, право рабочих на забастовку и введение восьмичасового рабочего дня. Аналогичные требования принимались на съездах и собраниях земских деятелей. С земской оппозицией, ее требованиями Витте был тесно связан, в частности, через редакцию «Права» и ее руководителя И.В. Гессена.
С учетом сложившейся обстановки на основании резолюций земских съездов Витте создает в эти дни специальную программную записку для вручения императору. Этот документ, написанный чиновником И.Я. Гурляндом, разительно отличается от известной записки «Самодержавие и земство», о которой говорилось выше. Витте развернулся и занял прямо противоположные своим прежним убеждениям позиции. Он уже не нападает на принципы самоуправления, он славит «освободительное движение», которое никогда не затихает на Руси: то теплится, как раскаленный уголь в золе, то ярко вспыхивает. Его корни граф усматривает в вечевых традициях, республиках Новгорода и Пскова, в казачьем самоуправлении, в заговорах петрашевцев и декабристов, сваливая в одну кучу интеллигентский прозападный радикализм с казачеством, низовой вольницей Поволжья, Дона, Запорожья. Исторический лиризм впавшего в сентиментальность графа заканчивается заявлением, что свобода в природе человека и она должна стать лозунгом правительственной деятельности. Ход исторического прогресса неудержим. Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казни и репрессии только ускорят взрыв. Исходя из изложенного Витте предложил программу спасительных действий, как то: отмену всех исключительных мер и законов, провозглашение свободы и равноправия, законодательной власти, бюджетного права и контроля за действиями администрации, расширения избирательного права и другие реформы «вплоть до экспроприации частной земельной собственности»; предусматривались и решительные меры в национально-религиозной сфере, как то: автономия Польши и Грузии. Надобно заметить, что в Записке допускался и вариант – «пути против течения», но за его исполнение Витте не брался. Позже он писал и уверял, что выдвигал альтернативу: диктатура или конституция. Но в записке, как мы видим, этой альтернативы нет, а есть ссылки на прогресс и противопоставляются реформы и анархия (а не диктатура)