– Сие, гости дорогие, – громко объявляет собравшимся Вельяминов, – есть «шведский стол»! Угощайтесь невозбранно, кто чем хочет, за здоровье великого государя и его супружницы – царицы Катарины!

– Это как? – изумляется Долгоруков.

– Да так, – сбивается с торжественного тона Никита, – до чего дотянулся, то и сожрал!

– Ну прямо как в Европе, – ухмыляется Владимир Тимофеевич, но, не переча, идет к столу и, получив кубок, выбирает себе кусок буженины.

Его пример оказывается заразительным, и скоро все «лучшие люди» моего царства, провозгласив мне здравицу, выпивают и закусывают. Под рейнское нововведения воспринимаются не в пример лучше, и бояре потихоньку успокаиваются. Однако главный сюрприз еще впереди. Распорядитель снова стучит посохом в пол, после чего объявляет:

– Государыня Катарина Карловна!

Все присутствующие оборачиваются и склоняются в низком поклоне, а когда выпрямляются, по рядам начинает скользить шепоток. И есть от чего: если к виду моей супруги и ее немецких и шведских придворных дам все привыкли, то теперь в их ряду стоят и русские боярышни, одетые в такие же иноземные платья. И прежде всего, конечно, Алена. В небесно-голубом платье с пышными рукавами. Большой вырез – еще не декольте, но достаточно открывающий шею и плечи, окаймлен стоячим воротником из тонких кружев.

Я на секунду застываю с открытым ртом, но тут же преодолеваю удивление и иду к жене. Взявшись с Катариной за руки, мы обходим гостей, говорим какие-то приветливые слова, милостиво киваем, отвечая на поклоны, – в общем, ведем себя как радушные хозяева, и только мне ужасно хочется обернуться, чтобы увидеть Алену. Просто шея затекла от постоянных усилий сдерживаться.

Впрочем, есть еще один человек, для которого внешний вид девушки оказался сюрпризом, – ее брат Никита. Лицо у окольничего окаменело, глаза мечут молнии, а ноздри раздуваются от еле сдерживаемой ярости. На какое-то время он даже забывает о своих обязанностях, но затем приходит в себя и продолжает как ни в чем не бывало вести вечер. Только время от времени бросает на сестру многообещающие взгляды. Похоже, тут моя супруга перестаралась. Интересно, а чего она хотела этим добиться?

Следующим номером нашей программы идут танцы. В смысле европейские. В последний раз в Кремле так танцевали на свадьбе Лжедмитрия и Марины Мнишек. Правда, есть разница. Несмотря на то что москвичи добровольно впустили войска Самозванца, польские шляхтичи вели себя в русской столице как завоеватели, а потому быстро заслужили искреннюю ненависть местных жителей. Поэтому тот бал воспринимался как очередное издевательство зарвавшихся врагов.

Сейчас же все проще, несколько молодых офицеров из числа моих мекленбуржцев и немецких и шведских девушек, принадлежащих к свите Катарины, исполнили сначала сарабанду, затем павану, а закончили все веселой гальярдой[15]. В общем, и сами развеялись и публику развлекли, и, если подумать, никаких традиций особо не нарушили. Ну мало ли эти стены скоморохов видели?

Тут нужно пояснить один момент. Я и сам прежде, грешным делом, думал, что до Петра Алексеевича, которого в этом варианте истории уже, скорее всего, не случится, на Руси при дворе не танцевали. На самом деле все немного не так. Точнее, совсем не так. Тут все зависит от обстоятельств. На пирах, где царь-батюшка, сиречь я, что-либо празднует со своими приближенными, иными словами, в чисто мужской компании, танцы действительно редкость. Потому как члены Боярской думы – люди, как правило, в возрасте, в теле, и вообще им «невместно». Да и куда им плясать, с такими-то бородищами? Но вот более молодым и неженатым дворянам выйти в круг и показать себя совсем не зазорно. Более того, это своего рода молодечество.