— А маются? — зацепилась я за последние слова. Значит, это и был тот самый Врей, который родственник Розы. А я, здешняя я, с утра была бледной и нехорошо себя чувствовала. Странно все это.

— А то как же, — хмыкнул волк. — Токмо я настоечку Розе передал от живота, чтобы коврик-то быстрее вышел. Есть у нас в закромах и такое.

Постойте!.. Ключник! Это как эконом, что ли? То есть кладовщик даже скорее, припасами заведует. Вот с кем мне тоже нужно беседу провести и на эти самые припасы поглядеть. Вот кто мне должен отчитываться, что в гостинице есть, а чего никогда не было и не будет. Но не успела я и рта раскрыть, как дверь в курилку распахнулась, явив нам орчиху-мать.

— И где музыка? — коршуном взвилась она, уже готовая взорваться. Видимо, еда придала ей вовсе не благодушия, а какого-то другого наполнения.

— Ох, прошу прощенья, милая мадам, — пророкотал волк и вдруг мягко запел: — Ноченька лунная, звездная, ясная… Можно иголки искать. Выйди, любимая, за день уставшая, в рощице буду я ждать…

Орчиха приложила руки к груди, а когда волк закончил петь, то без слов сгребла корзинку и тихо-тихо исчезла. Магия прям какая-то! Хотя, не спорю, задевал волчий голос что-то внутри дамского сердечка, умел волчище пользоваться преимуществами. У меня тоже перед глазами как пеленой затянуло призрачной, хорош голос, иначе не сказать. Ах, если бы не хвост… Тьфу на тебя, Агата! У него небось и блохи есть!

— Мадам Агата, я — простой волк и не знаю красивых словес, — вдруг пророкотал Врей. — Но… эх, будь вы на лет пятнадцать старше, не удержало бы меня ничто! Под окнами вашими пел бы, луны встречать зазывал!..

— Уволила бы я вас тогда, — розовая пелена слетела быстро, все же опыт не пропьешь, давненько прошли те годы, когда лапшой на моих ушах можно было кормиться месяцами. — Шум под окнами — вред репутации заведения!.. И вообще, что у нас с инвентаризацией?

— Вот так всегда, ты ей сердце подарить жаждешь, а она — про матерьяльные ценности, — хохотнул волчище, мигом меняя манеру поведения, поклонился и вытянул руку, предлагая пройти обратно в ресторан. — Узнаю мадам Агату, будет вам пересчет всего и всяк. Токмо вы с чернушником-то переговорили? Надо нам на каждый чих одобрение его или он того, самозахоронится в башне-то? Ан нет, выполз, злыдня чернокнижная…

Я покосилась на волка, а тот буравил глазищами темный угол, где за столиком все так же куковал мрачный мужик. Вот это мой совладелец? А чего такой недовольный? Это мне фактически стоило губы поджимать и носом воротить, мне же залог выплачивать. Хотя если ему эти деньги не нужны и все настолько осточертело, то мог бы и не приезжать, и вообще от каких-либо выплат отказаться. Я вообще за альтруизм и благотворительность, особенно в свою сторону. 

— Не переговорила еще, сейчас как раз и пойду, — успокоила я волка и, настроившись на то, что легко не будет, направилась в сторону столика в полумраке. 

Мужик заметил меня издалека и тотчас же еще сильнее скривился, хотя, может, ему что-то не понравилось в том, что фейчик принес на подносе. Вон как носом водит — длинный нос, породистый, и даже ни разу не ломаный, следов, по крайней мере, не видно. Чем ближе я подходила, тем больше лица пряталось за длинными черными волосами, как за шторами, пока в итоге не остался один нос и краешек подбородка. Но страннее было другое — мужик не приступил к ужину, это он не из-за меня и моего надвигающегося присутствия, а занялся какой-то ерундистикой. Из карманов он достал кучу колбочек и еще целый кисет с разными крючочками, щипчиками и другой мелочевкой. От каждого блюда он отщипывал кусочки и то и дело проверял в растворах, и нюхал, и глазом глядел. Короче, цирк на выезде. Так что подошла я в относительно веселом настроении: