– Богдан, вали оттуда! – закладывая вираж, провизжала Танька.

– Ба-бах! – Полыхнул неистовый всплеск серебра… и лезущих в драку чертей разметало по всему небу. Стремительным лунным бликом воин сновидений прочертил небо… и завис под электропроводами, прямо у Ирки над головой. Рядом, укрощая разогнавшуюся швабру, кружила Танька.

Ирка наклонилась, рванула плотно увязанную горловину мешка…

– Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте пош… пош… пошвать… По-ши-вать… – Разудалая песенка, даже не спетая – выоранная! – совершенно пьяным голосом, разнеслась над черным ночным шоссе.

Ирка запустила руку внутрь и за шкирку выволокла абсолютно пьяную… рожу. Прилагавшееся к роже тело прикрывал мешок, но впрочем, и рожи окружающим хватило – слетающиеся к своему главному черти вдруг начали замирать в воздухе, словно на лету прошитые убийственными для них молниями пророка Ильи.

Рожа повела бессмысленными, налитыми кровью глазами… и вдруг выщерилась в улыбке более страшной, чем оскал черта.

– Же-ена! – заплетающимся языком выдала рожа, упирая безумный взгляд в прячущуюся у Ирки за спиной женщину. – Ты чего тут… Ты почему… – Глаза беспорядочно завертелись, как у поломанной куклы, и уставились прямо на главного черта. Пойманный малыш враз перестал биться в лапах чудовища и вдруг попытался спрятаться между многосуставчатыми пальцами от устремленного на него взгляда. – А ты хто такой? – пробормотала рожа. – И чего пащенок твой при нем делает, а, жена? – Рожа вдруг стала наливаться дурной кровью, точно стремительно зреющий помидор. – Хахаль твой, да? – заорал мужик, дергаясь в Иркиной хватке, и даже попытался самостоятельно выбраться из мешка. – Убью! – взревел он. – И тебя, и вот его! – тыча пальцем в малыша, орал он. – Так и знал, что не мой он! Небось козла этого! – И мужик обвиняюще ткнул пальцем в рога черта.

Черт явно обиделся.

– Что ты такое говоришь, да разве ж я когда тебе… – немедленно запричитала женщина.

– Молчать! – тихо и страшно бросила Ирка и встряхнула мужика за шиворот так, что у него звучно лязгнули зубы. – Закон! – крикнула ведьма, снова встряхивая мужика. – Древний закон, черт! Отдавшего за отданного! Забирай отца и верни ребенка! Менка, черт, менка, и ты не можешь отказаться, потому что – закон!

– А ты не можешь менять, ведьма! – снова стискивая малыша в кулаке, как куклу, взвыл черт. – Поменять отца на сына может только мать!

– Он прав! – поворачиваясь к женщине, бросила Ирка. – Отдай ему вот это… – Она снова брезгливо тряхнула мужика за ворот. – И забирай малыша! – рывок – и, словно тюк, она сунула мужика тетке в руки.

Пальцы тетки скользнули по вороту мужа… пьяный рухнул на землю и бессмысленно заворочался там, то обиженно всхлипывая, то злобно кроя кого-то матом.

– Как… отдай? Как же так… отдай? – растерялась тетка. – Он же муж мне! Как же я его отдам… такому? – И она дернула головой в сторону черта – повернуться и поглядеть на чудовище решимости не хватило.

– Руками, – сказала Ирка – холодно и монотонно, словно не живая девчонка, а бесплотный голос в мобильном телефоне, сообщающий, что «абонент вне зоны». – Иначе у них останется твой сын. Они отправят его в темноту. Навсегда. До конца его жизни. Будут держать его там и кормиться его ужасом. Болью. Одиночеством. Потом он сойдет с ума – и они станут жрать его безумие. И до самого конца, до последнего дня он будет звать тебя. Звать и просить помочь.

– Я не хочу! Не хочу… Василёчек… – проскулила женщина. – А нельзя как-то… обоих… – Женщина попыталась заглянуть Ирке в лицо… Заглянула. С девчоночьего лица на нее в упор уставились страшные звериные глаза!