Наверное, кто-то из них тоже обзавелся чертовыми семьями-детьми. Но это не помешало бы нам послать на вечер их жен, девушек, мелких сопляков – всех на хуй!
Отправиться в тайное логово рядом с лесом, где мы когда-то первый раз пробовали самогон и пиво, кашляли от дешевых сигарет.
Костер. Игорян с гитарой. Песни группы «Nirvana» и вопли: «Курт Кобейн – живее всех живых, мать вашу!» Самогон. Рюмки, сделанные из огурцов-переростков с огорода соседки. Шашлык, замаринованный мужскими руками, погнутые закоптелые шампура над самодельным мангалом из запчастей ржавого трактора. Старая, пахнущая сыростью и пылью школьная куртка, в дырявой подкладке которой наверняка можно нарыть вкладыши от жвачки или семечки. Комары, мечтающие сожрать нас с потрохами, но боящиеся дыма как огня.
Древние кеды Puma, которые в десятом классе считались предметом гордости. Краснодарский кетчуп с отчетливым ароматом гвоздичной приправы. Поджаренный до хруста черный хлеб. Килька в томате из банки поверх куска того хлеба. Толсто нарезанное сало. Песни Макса Коржа. Песня «Слово пацана» под срывающиеся голоса моих пьяных друганов. Гневные звонки и сообщения дурацких жен-девушек.
О да! Я бы радовался тому, что испоганил им выходные, которые те планировали провести на сраных шести сотках за заборами из профнастила. После гулянки до рассвета мы бы волокли ноги в сторону СНТ «Свобода», опираясь друг на друга, чтобы кто-нибудь не рухнул в канаву. «Мы вышли из дома, когда во всех окнах погасли огни-и!»6 – горланили бы мы, поочередно провожая пацанов к жалким, унылым шести соткам.
Спьяну мы бы поклялись чаще встречаться, созваниваться. Не жениться. Развестись! Оставаться до смерти холостяками и каждый год на день Ивана Купалы собираться на нашем месте. «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра-а!» – затянули бы мы припев, а затем договорились съездить в Мск к стене Цоя, чтобы начеркать на ней: «Цой – живее всех живых!»
Да! Именно об этом я думал, пока Игорян что-то болтал в своей новенькой БМВ насчет городских новостей и наших бывших одноклассников. И мне так отчаянно хотелось рявкнуть на Тита: «Да заткнись ты, брат! Я запрещаю тебе жениться! Быстро гони в “Тройку” за килькой в томате и черным хлебом. Да, бро, мы едем ко мне на дачу!»
Глава 2. Ойулупукки, заяц, Пушкин
Жизненный этап. Почти пройденный. Свадебное платье в чехле на вешалке – тому свидетельство. В какой-то прострации я разглядывала довольно неброский для церемониала наряд. Платье по колено и на широких бретельках.
Игорек не из тех, кто верит в «тупые приметы католиков» насчет того, что нельзя видеть невесту в платье до свадьбы. Мы выбрали ту простенькую, милую и такую нестандартную по российским меркам вещицу в одном из магазинов в Финляндии. Именно там на католическое Рождество Игорь сделал предложение…
Катания на собачьих упряжках. Хаски и самоеды бежали так быстро, что моя душа уходила в пятки. Морозный воздух пощипывал нос, горло и холодил щеки. Предательские тупые собаки увидели на краю накатанной дороги зайца. Точнее – огромного рысака. Никогда не видала вживую таких! Рысак внаглую, будто насмехаясь, прямо перед мордами пристегнутых к саням собак пересек широкую тропу и ринулся в лес…
Собаки будто взбесились. Им было плевать на крикливые команды финна, что руководил упряжкой. Хаски и самоеды бросились в погоню за хамоватым дерзким рысаком, который нанес им, прирожденным охотникам, жуткое оскорбление.
Достаточно было одного небольшого бугорка, чтобы сани сперва подлетели, а затем перевернулись в воздухе и обрушились на нас с финном всей своей деревянной махиной.