Ответом была тишина. Тягучая, выматывающая последние силы. А потом – тихий, едва различимый голос убийцы.

– Такого мне еще не предлагали. Потом, дома, не пойдешь на попятную?

Зоринка мотнула головой. И, всхлипнув, пробормотала:

– Слово даю.

Внезапно ей стало холодно, и она поняла, что Демен отстранился.

Приказал:

– Чтоб отсюда – ни шагу. Убежишь – точно убью.

И исчез в кустах, бесшумно и быстро.

Зоринка несколько мгновений смотрела ему вслед. Затем медленно огляделась, невольно провела рукой по шее, там, где прошлось лезвие ножа. Внезапно лес завертелся перед глазами, к горлу подкатила тошнота, и Зоринка полетела в кромешную темноту, не успев даже испугаться.

***

…По лицу прыгали солнечные зайчики. Зоринка зажмурилась, открыла глаза и невольно застонала от пыхнувшей жарко боли. Половину головы дергало с каждым ударом пульса. Тут же кто-то очень осторожно подсунул ладонь под затылок, приподнял голову. Губ коснулась гладкая поверхность кружки.

– Пей, милая…

Зоринка узнала голос нянюшки Лесты.

«Значит, дома».

Она сделала несколько глотков, через силу. Варево было отвратительно-горьким, катилось огненными комками в желудок.

– Ох, Зорюшка моя, Зорюшка, – завздыхала старая Леста, – Хенеш тебя понес ночью в лес! Что ты там забыла? Батюшка страшно гневается, грозился тебя выпороть, да уже и не может. Демен, что служит Велеславу, объявил, что берет тебя в жены, и что ты дала согласие. А теперь Велеслав наш владетельный князь, ничего супротив не скажешь…

Зоринка приоткрыла глаза и сквозь ресницы, на свет, посмотрела на Лесту. Старушка сидела, сгорбившись, на стульчике. Худые плечи укрывала теплая шаль из небеленой шерсти. Седые волосы убраны под беленький платочек. И добрые подслеповатые уже глаза, и расходящиеся вокруг морщинки…

– Я не помню… что случилось… – каждое слово давалось тяжело.

На самом деле она-то помнила. Нож, прижатый к горлу. Собственный жалкий писк о том, что, мол, отец приданым не обидит. Обжигающе-горячее тело Демена, к которому в тот короткий миг почему-то хотелось прижаться, чтобы спрятаться от самой смерти.

А потом он пошел убивать трех воинов, с которыми увозил Стефана и Росинку. Убивать исключительно потому, что золото и родовитость всегда в почете и никогда лишними не будут… Горло сжалось внезапно подступившими слезами. Выходит, она купила свою жизнь, и теперь – невеста Демена. Невеста предателя и убийцы.

– Деточка, это все потому, что Теф обделил тебя умом, – просто сказала нянюшка, – ты отправилась зачем-то ночью в лес. А через день тебя привез Демен в беспамятстве. И сразу к батюшке твоему пожаловал, мол, беру в жены Зоринку. Батюшка разозлился, сказал Демену, что не отдаст свою, пусть и блажную, дочку какому-то безродному и нищему. На что сотник отвечал, что ты уже дала согласие, и что ежели Мер будет чинить препятствия, то он пожалуется прямиком владетельному князь Велеславу. Ну, а все знают, что Демен при Велеславе неотлучно, и что выполняет все поручения князя… Тут не поспоришь. И батюшка твой согласился, но с условием, что свадьбу сыграете через сороковину…

«Сороковину», – повторила про себя Зоринка, – «это потому, что Росинку считают погибшей…»

– Ох, Зоринка, – няня вздохнула и погладила девушку по голове, – как же так? Что он тебе сделал, этот душегуб проклятый? Чем запугал? Ведь приехал сюда весь кровью забрызганный…

– Не запугивал, – пробормотала Зоринка, – я… сама…

И правда, сама. Дала обещание стать женой чудовища.

– Леста, – тихо позвала она, – скажи… батюшка сильно гневается?

Старушка только плечами пожала.

– Когда ты пропала, он места себе не находил. Посылал отряд на поиски. И, детонька, много чего еще случилось в ту ночь. Сестра твоя и князь Стефан пропали бесследно. Никто не знает, где они, но Велеслав утверждает, что видел виверну госпожи Пустошей. Мол, это кровососка проклятая утащила и князя, и молодую жену его.