Последний сценарий имел все шансы осуществиться: от вида лимонов у Госпожи накопилось столько слюны, что если бы Полина не подала Госпоже новый бокал шампанского, а та не отпила бы из него глоток, достаточно большой, чтобы смыть и саму субстанцию мести и намерение её использовать, то обществу пришлось бы на себе испытать, что такое девятый вал Айвазовского. Но Госпожа сделала глоток (о, Полина, твой тихий подвиг воспет!) и улыбнулась своей фирменной улыбкой, получившейся ещё более фирменной и лучезарной, чем обычно, так что остаётся лишь сожалеть, что в этот момент не было сделано селфи или иной портретной съёмки, набравшей бы – вне всяких сомнений – не менее ста тысяч лайков и ещё пятьсот сверху. Внезапная перемена в лице подруги – от горя к радости, от ненастья к теплу – вдохновила Полину на следующий тост, и второй глоток, выпитый Госпожой за «прекрасный вечер с прекрасными людьми», закрепил успех первого. Однако краем глаза Зарина продолжала следить за Димой Димой и незнакомцем. Те прошествовали к камину, где заседала мужская компания, настолько весёлая и громкая, что их оживлённая речь и взрывы хохота вызывали анаболические вибрации в две тысячи четыреста пятьдесят баллов по шкале Дэвида Хокинга, так как транслировали радость (540 баллов), храбрость (200), готовность (310), гордость (175), принятие (350), желание (125), логику (400). Вибрировали также навесные потолки, пол и плинтусы. Разговоры велись об охоте, рыбалке, сафари, гольф-полях, теннисных турнирах, далее обсуждались планы на зимний отдых. Фигурировали французские Межеф, Куршевель, Вальморель, Вальгардена, Валькларе, швейцарские Санкт-Мориц и Церматт, а также австрийский Ижгль, немалая группа собралась в Сочи, одна парочка – на Карибы, другая – в Маями, затем немного поговорили о кредитах, биткоинах, гражданствах, потом коснулись искусства (несколько раз до Зарины донеслось «Антиб утром», что, скорее всего, относилось к картине Моне), но полностью проигнорировали чистую поэзию. Несмотря на отсутствие последней, кто-то всё же предложил разжечь камин, скорее всего, идея исходила от нового гостя, так как именно он стал забрасывать поленья и раздувать огонь. Еврейский квартет тем временем покинул свой пятачок, уступая место диджею, а поскольку тот располагал более, чем кто-либо, к диджестивам, то Дима Дима направился к бару, где в ожидании своего выхода толпились бутылки коньяка, виски, егермейстера и прочего десерта.

– Девчули! – гаркнул Дима Дима, остановившись у диванов, где расположилось знакомое нам женское общество. – Бойцы! – добавил он, обращаясь к прочим гостям. – Поступило предложение (тут в речи Димы Димы появился лёгонький французский акцентик, навеянный разговорами об искусстве) объединить наши сидушки, мля, и создать общий, так сказать, аэродром!

Предложение было с радостью подхвачено, и вскоре все перебрались к камину. Зарине досталось большое уютное кресло рядом с огнём. Жар от камина, отсветы пламени на лицах гостей, факелоподобные светильники и движения длинных теней на каменных стенах сделали своё дело – Зарине казалось, что она в средневековом замке. Синтетические пассажи диджея сменились вдруг размеренным пением ребек, фиделей и виол, разлилась сладкозвучная цитра, засвиристела флейта, сама Госпожа разлеглась на топчане в атласе и жемчугах, её окружали придворные дамы, рыцари и, что греха таить, принцы, поэтому, когда вдруг прозвучало имя Генриха IV, Зарина тут же представила короля Генриха IV сидящим в кресле неподалёку со скипетром, державой и алмазной короной, Госпожа даже приподнялась с кресла, чтобы рассмотреть его лучше, но увидела тучного Гуськова, который вёл разговор с Димой Димой. Тот выбирал напитки, и Гуськов обращался к нему со своего диванчика: