Моё тело напрягается, а рот приоткрывается, когда передо мной открывается картина… Мужчины, что сидели в первых рядах, начинают гоготать с такой силой, что тело непроизвольно покрывается мурашками от отвращения. Они как будто под каким-то дурманом: смеются и хлопают в ладоши, когда один из этой всей шайки прижимается к девушке.

Когда она появилась?

В первые секунду я думаю, что она вот сейчас оттолкнёт от себя этого человека, но та не отталкивает, а, наоборот, принимает ласки. Покорно ластится к руке мужчины, к телу, которое бесцеремонно лапают.

Неужели?.. Да нет!

Я морщусь от разворачивающейся картины, и мне вдогонку летят слова, подтверждающие то, чем всё это закончится:

– Трахни её! Трахни её! Размозжи её киску!

Господи!

Пожалуйста!

Только не это!

Прогремевшие слова поддерживают как минимум двадцать человек, а я не могу вымолвить ни слова, я в шоке. В шоке до такой степени, что сначала не поняла, что мужчина, развернув к себе девушку, ударил, а потом впился в губы. Доли секунд… сорвал с неё какие-то тряпки… а дальше я уже не смотрела, начало тошнить. Жаль, что мои руки были завязаны за спиной, то и звуков бы не слушала. Зажмурилась с такой силы, надеясь прекратить этот момент, испариться!

– Что, не нравится наша традиция брачной ночи? – голос сбоку от меня заставил дёрнуться, да так, что в плечах что-то хрустнуло. Я открыла глаза и уставилась на человека около клетки. Он смотрел спокойно, но в глазах цвета насыщенного неба играл интерес.

– Нет… – выдавила я.

– А жаль, – усмехнулся он. – Замуж-то тебе тоже выходить.

– Через мой труп! – выплюнула я и от своей же дерзости дёрнулась, прижав колени к груди. Теперь стало по-настоящему страшно; мужчина улыбнулся какой-то совсем недоброй улыбкой.

– Мне говорили, что ты бойкая и дерзкая, но ничего, мы исправим это. Что насчёт трупа – то не беспокойся, наши мужчины в общине очень любят лакомиться такими вещами.

От его слов я раскрыла глаза шире, или это они сами стали большими – я не знаю. Но, поняв, что даже после смерти моим телом, или телом кого-то другого могут продолжать пользоваться, стало не по себе.

Больные!

– Кто вы такие? – я хотела задать вопрос более уверенным голосом, но тот надломился, вызвав этим у незнакомца хищную ухмылку. – Где мои…

– А ты о твоих друзьях? – его брови приподнялись, он задумался, а потом ответил: – Должно быть, где-то здесь. Ты не переживай, к утру жива останется только твоя подружка.

Я не успела ничего сказать, он кому-то кивнул, и к клетке подошли несколько человек. Они открыли небольшую дверцу, направляясь ко мне.

А кто это так заорал? Я?

Я неистово дёргалась, пока меня отвязывали от бревна и поднимали на ноги. Кто-то, по-моему, очень сильно ударил меня по щеке. В глазах потемнело, но я не переставала бороться. Всё, чему меня учили в Эмбервуде и даже в лаборатории, напрочь вылетело из головы. Всё, что я могла – так это брыкаться, как ненормальная, и кричать, чтобы меня не трогали.

– Отведите её ко мне, – где-то сквозь страх и слёзы я слышала голос мужчины, но по сравнению с силой двоих здоровых мужиков я не могла ничего сделать.

– Отпустите! Да что я сделала?! Я не хочу! Отпусти! Отпусти, кому говорю!

Конечно же, меня не отпустили, только сильнее выкручивали руки, тем самым заставляя подчиниться. Я не знаю, куда мы шли, вокруг было темно, но меня уверенно тянули вперёд. И так же внезапно швырнули куда-то; в глаза бросился яркий, ослепляющий свет, и я попыталась отвернуться от него, но было поздно. Жжение где-то внутри глазных яблок ударило по вискам, и я вскрикнула, но тут же обо всём забыла, потому что упала на что-то мягкое. Чувствую приятный материал, но не могу открыть глаза, чтобы выкинуть из головы все вдруг появившиеся опасения.