Фолкан ушёл. Ром вернулся, озадаченный и взволнованный.

– Вы всё слышали, да? Не мог Сбардж покончить с собой! Этот Сбардж – самое жизнелюбивое и жизнерадостное существо на свете, чудак, оптимист, морж, в проруби купается! И на какой смысл было ему кончать с собой, если вчера он просил звать ночью, если что?

Эллен сказала:

– Как быстро ты соображаешь! Я-то сразу поверила в самоубийство!

– Фолкан не мог чего-нибудь недоговорить? – спросила я.

– Кто его знает? Ничего пока не понятно. Я ему буду звонить за подробностями, когда всё утрясётся. Всё-таки, Сбардж наш сосед, приятель моего отца. Так, коллеги, у меня есть идея! Эллен, быстро собирай наши вещи и продукты, заметай следы, а ты, Клот – пойдём-ка за мной!

Мы с Ромом вышли на участок. Ром достал из рюкзака бинокль Демоуса, или инфрабинокль —шпионский прибор, позволяющий видеть сквозь непроницаемые преграды. Я позавидовала его предусмотрительности. Ведь вчера, когда мы сюда приехали – мы собирались лишь невинно покататься на лыжах, а не участвовать в расследовании. Я-то к нему была совершенно не готова!

– Ага, Фолкан пошёл к себе в будку вызывать легавых. Логично, ведь если он обнаружил тело Сбарджа – по всем правилам и уставами как можно быстрее нужно вызвать полицию, по горячим следам. Так, усадьба нашего Сбарджа пустует, – Ром направил окуляры бинокля на чёрный дом, который при свете дня показался ещё более чёрным и зловещим. И предложил: – Рискнём, посмотрим на труп?

– Зачем? – спросила я, выкатив глаза на Рома.

– Мне уж очень любопытно.

– Э… Но только мы не должны его трогать, должны всё там оставить, как есть.

– Ну разумеется!

Мы подошли к калитке участка Сбарджа и в два счёта перелезли её. Шёл снег, довольно густой. Я подумала, что это нам на руку: снег заметёт наши следы. Дом с пристройкой, пристройка располагалась под прямым углом к стене. В этом углу был расчищен снег до самой голой земли, и там этот кусок земли защищён навесом.

На этом расчищенном пространстве, возвышался холмик из дерна и глины, вперемешку с опилками, завалившей яму. Около холмика под куском дровяной деревяшки лежал лист бумаги. Ром и я прочли его, запомнив короткий текст.

«Я, Георг Сбардж, подтверждаю, что никого не прошу винить в моей кончине, кроме как самого меня. Я добровольно ушёл из жизни, так как не мог больше стерпеть того зла, что обрушилось на мир, и против которого нет реальной борьбы. Я выпил яд, и пока он действовал, вырыл себе могилу, лёг в неё и сгрёб на себя землю. Пусть моё тело останется здесь нетронутым, и если меня кто-нибудь обнаружит когда-нибудь, пусть тут же забудет обо мне или простит, если я кого-либо обидел. Я убил себя в ночь на 3-е февраля 2002 года, в глуши и в полном одиночестве, никого не побеспокоив своей смертью. Хотелось бы мне, чтобы мысли обо мне также не беспокоили впоследствии людей».

Я уточнила, посмотрев внимательно на Рома:

– Это его почерк?

– Да. Это точь-в-точь его почерк, я помню. Совершенно недавно я смотрел тетрадь с чертежами сарая, которую Сбардж давал отцу. Там ещё были записаны рецепты настоек на спирту. Я точно уверен, что писал Сбардж, – убедил меня Ром.

– Интересный суицид: яд замедленного действия и рытьё собственной могилы. Причём добровольное рытьё, – произнесла я задумчиво.

– Причуды старика. Он всегда был таким, не от мира сего, – прошептал товарищ.

Мы хотели уходить и уже повернулись. Но налетевший порыв холодного зимнего ветра заставил приподняться закреплённую за один конец бумагу, которую мы не трогали, и мы оглянулись на этот звук.

Под предсмертной запиской что-то лежало ещё.