– Ладно. Люди будут. Скоро. У нас тут аграрная реформа на сносях – крестьян из центральных губерний переселять надо – ну, это ты в курсе. Опять же «кровавая гэбня», «замирение» окраин… короче, нужно наладить прием и расселение нескольких десятков тысяч ссыльных. Кхм… Многих десятков. Ну и к делу всех пристроить, естественно…

– Пристроим, не вопрос!

– Кстати, Григорий Васильевич, давно интересуюсь: а как в Сибири иностранцы приживаются? Вроде уже лет двести туда ссылаем, еще со шведов и ливонцев, кажись…

– Ты знаешь, сразу в глаза бросилось, что почти вся высшая администрация в Сибири – остзейские немцы. Чуть ли не с Екатерины такая традиция пошла. И не скажу, что это плохо – чиновничество там не так распущено. Да и попам нашим не шибко с туземцами разгуляться дают – в смысле насильственного крещения язычников. Кстати, немцы перед бурятами-буддистами испытывают неподдельный трепет. И буряты им симпатизируют – что-то у них общее есть. То-то они в гражданскую Унгерна обожествляли.

Мы посмеялись.

– А теперь давай о крестьянах, – вернулся я к больному вопросу. – Ты же выкупные платежи отменил! Как в ближайшие годы крестьянина от своей грядки оторвешь? Что вы там с «декретом о земле» решили?

Земельный вопрос поднимался в нашем общении неоднократно, причем каждый из команды попаданцев имел по нему свое мнение. Подкрепленные тем или иным объемом знаний и опыта, наши рассуждения оставались чисто умозрительными. И не потому даже, что никто из нас не был специалистом по сельскому хозяйству. Просто этот вопрос не имел в истории России примеров положительного решения. Послезнание только помогало нам предвидеть негативные последствия того или иного шага, но верных рецептов дать не могло.

Император мрачно насупился, подошел к накрытому столику и плеснул в фужеры коньяк.

– Твою записку я читал. Завтра Государственный совет. Пока по Столыпину: разрешение выхода из общины, создание Крестьянского банка, принудительное землеустройство и усиление переселенческой политики! – Ники чокнулся с моим фужером и выпил. – Да понимаю я, что этот вековой фугас когда-нибудь нужно разрядить, не надо на меня так смотреть! Но не могу же я завтра вот так просто взять – и отобрать шестьдесят процентов сельскохозяйственных земель! Это только у дворян! А если еще и церковные земли…

– Будешь ждать, когда помещичьи усадьбы жечь будут? Шестнадцать лет осталось…

– Не будут – поджигалки поотрываю… Дай мне годик. Я сейчас дворянство, эту «опору престола», повоспитываю – через год отчуждение земель пройдет «по многочисленным просьбам нетрудящихся» влет. Да и пойми – нам промышленность строить надо. А что я с этого крестьянина с его шестью десятинами возьму? Гусар в прод отряды посылать буду? Ты извини, Григорий Васильевич, за цинизм – но державе сейчас нужно, чтобы крестьянин разорялся, шел на завод или ехал на целину. А кулак концентрировал площади, обрабатывал их с помощью батраков, кормил страну и гнал зерно на экспорт. И когда я у помещиков землю отберу – она не на куски должна быть порезана, а присоединена к большому, хорошо организованному хозяйству.

– Ну и в чем разница? Помещик, кулак… Про классовую борьбу в школе рассказывали?

– Рассказывали. Только батрак батраку рознь. Я не Столыпин. У него расслоение деревни происходило, а индустриализации не было. Разорившийся крестьянин превращался в люмпена – в деревне или в городе, неважно. Вот и накопили «революционные массы». А у меня он будет иметь выбор – и за кусок хлеба батрачить не пойдет. И будут не батраки, а хорошо оплачиваемые сельскохозяйственные рабочие. Которые позже станут механизаторами и прочими… доярами.