- Зачем столько?
- Вам не нравится? Не угодила?
- Нет, Надия, это всё очень хорошо и вкусно, ты молодец, но зачем тратить столько сил и времени? Я... дома-то не бываю... и мне не съесть столько, даже если по ложке всё попробовать.
Я поникла, поняв, что он меня обманывает. Ему не понравилось или он вообще не хочет есть ничего приготовленного мной. Я убирала нетронутую еду со стола, глотая слёзы.
Ночь муж так же, как и вчера, провёл в другой спальне. Это было просто ужасно. Я-то думала, что не может быть ничего хуже, чем оказаться в одной постели с абсолютно незнакомым, чужим человеком, а теперь вдруг поняла: оказаться там одной, отвергнутой, словно бракованная вещь, намного тяжелее. Хотя, конечно, откуда мне это было знать? Я ведь не пробовала первое, зато сполна вкусила второе.
Всю следующую неделю этот сценарий повторялся в точности, кроме одного: я готовила единственное блюдо на ужин и его же ела на обед на следующий день - пару-тройку ложек, махнув рукой на свою тощую фигуру и благое намерение понравиться мужу. Петер приходил поздно вечером, тоже не ахти как ужинал, ложился спать отдельно, а рано утром сбегал на работу. Я занялась вышиванием, делала тщательную уборку в доме каждый день, хотя там некому было пачкать, и даже как-то со скуки сходила в господский дом спросить, не нужна ли там дополнительная пара рук для помощи по хозяйству. Зря я это сделала.
На следующий день ко мне явился господин Насгулл собственной персоной, обошёл с неясной мне проверкой все помещения и удалился. А вечером с работы пораньше примчался мой муж - я даже не успела доготовить ему хашламу. Петер был зол и взвинчен, я его ещё таким не видела.
- Господин приходил сюда сегодня? - спросил он таким тоном, как будто я прячу наркотики или ворую детей на органы.
- Д-да.
- Что спрашивал?
- Ничего.
- А что делал?
- Зашёл во все комнаты и осмотрел.
Петер гневно топнул ногой.
- Послушай, Надия, - зашипел он, - я не могу спать с тобой, по причинам, которые с тобой не связаны. По моим внутренним причинам. Но никто не должен этого знать.
- Вы любите другую женщину? - вдруг пронзила меня догадка, а следом за ней в сердце воткнулась отравленная стрела ревности.
- Да. Люблю. Любил. Я не знаю, жива ли она, но не могу...
- Я понимаю... Никто больше не узнает. Я стану каждое утро переносить ваши вещи в свою спальню и перестилать постель в гостевой...
- Нет, так не пойдёт. Насгулл теперь станет следить за мной намного строже. Я буду спать в твоей комнате.
- Но вы же сказали...
- Я буду просто спать, понимаешь?
- А как ещё..? - я глупо захлопала глазами, а уже через секунду залилась краской стыда.
- Ты не знаешь... - потрясённо прошептал муж. - Это невероятно... Господи, что за безумие...
- Я знаю... - попыталась оправдаться я. - И ещё я знаю, что наш обман рано или поздно раскроют, потому что я не стану беременеть.
- Такое бывает, - отмахнулся Петер, - что женщина не может иметь детей.
Меня словно со всей силы ударили бревном в грудь, как при взятии крепости - тараном.
- Вы... хотите, чтобы все думали, будто я бесплодна? - у меня даже не хватило сил, чтобы произнести это в голос.
Муж скривился, как от зубной боли:
- Ох уж мне эти восточные традиции... У нас многие и не переживают из-за такого. А некоторые даже радуются. В Европе женщины вообще не думают о детях до тридцати.
Я согласно покачала головой:
- Я слышала об этом. Это так странно. В нашей стране, если женщина бесплодна, это такое горе для всей семьи... знаете, у нас редко разводятся, но отсутствие детей - уважительная причина для развода. И этой разведённой бесплодной женщине не видать личного счастья. Это ужасный позор.