Девчонку Вилемир убил сам. «Это для меня ничего не изменит, карлик», – сказал он и испепелил ее. Беззвучно. Быстро. Высококлассно. И какого карлика он имел в виду?

Недостроенный универмаг я еще не описывал. И тут бы не описывал, да вроде по законам жанра положено. Получайте: здание универмага было безобразным в буквальном значении этого чудесного слова – оно не будило в сознании наблюдателя никакого образа. Коробка и коробка. Кирпичная. Синяя – есть такой не очень дешевый цветной кирпич, некоторые экономят на штукатурке. Здоровенные окна без стекол. Какие-то угловатые пристройки. Лужи перед входом. Темнота. То есть ночь еще не наступила, но уже собиралась это сделать. А заката за тучами не видно.

Я подошел к зданию один. Вилемир, вдруг, видимо, все понявший и от этого выглядевший очень старым и грустным, мне ничего объяснять не стал, сказал только, чтобы я на короткой дистанции берегся и лучше бил чем-нибудь холодным прямо от входа.

– А сам я с тобой не пойду, мальчик. Нет… – он никогда раньше не звал меня мальчиком. – Я старый. Мне страшно разочаровываться. Обыкновенный зверь, да… Пьет кровь, она же горячая… Ты только не вставай близко к голове и задним ногам. И не сохраняй этот его меч, ни к чему.

И вышел через заднюю дверь – дело было в холле гостиницы. Ссутулившись вышел. Опираясь на трость. В трости был великолепный клинок, но я понимал, что оружие ему не нужно. Он просто искал в привычной вещи опору.

Я тоже искал опору в привычных вещах. У меня было два револьвера, тяжелый магазинный арбалет из тех, что любит стража на всех имперских границах, не очень длинный меч за спиной, кортик на левом бедре и с десяток активированных заклинаний – все «холодные». На первом плане я держал «широкий меч льда», который имеет еще кучу всяких названий и остужает противника одновременно с разрубанием оного. Я вошел, сутулясь, как Вилемир, потому что высокий рост может пугать противника раньше времени. Меня ждали.

По мне ударили в пять гаглей разом, усилив руну ненавистью так, как это могут только очень испуганные дети. Я шарахнулся в сторону разлапистым прыжком – руна требует точной наводки – и широкий холодный меч, состоящий из усталости, страха и неразделенной любви, а также из трав, растущих на могильных холмах моей Польши, ударил сверху вниз слева направо, убыстряясь к концу. Я положил четверых – последний был проворен. Он закричал, как… Не знаю, как кто. Как не-человек. Как жеребенок. У него в запасе, кроме руны, был еще огненный вал, который покатился по недостроенному торговому залу от стены до стены, но не очень высоко. Я его просто перепрыгнул и выстрелил из арбалета три раза, быстро водя рамой справа налево. Ему досталось две стрелы, одна в голову, он упал беззвучно. Вилемир был прав – ему тут было нечего делать. Слишком просто даже для одного убийцы.

Посредине зала была лестница. По-моему, ее собирались выложить мрамором, но не успели. Она вела на галерею, которая должна была стать верхним торговым залом. Я пошел наверх без арбалета, взяв по револьверу в каждую руку. Я был вне себя, в том состоянии, которое неумно именуют боевым трансом. Меня заставили убивать детей, в которых не осталось ничего похожего на меня, а я – человек.

Меня опять ждали – но не с тем, чтобы убивать. Я увидел – на том уровне, который достижим не сразу – мерцающий силуэт вроде бы коня. Я понимал, что его невидимость – защитная окраска, что он материален. Я стрелял очень точно, в голову, по три раза с каждой руки. Он сказал мне: «спасибо». Горячо, сказал он, приятно.

Теперь я его видел очень ясно – и понял Вилемира, только я никогда не любил этих сказок, в моих сказках были мечи и сражения, а любви мне хватало наяву. Это был единорог, белый, мужского пола, и в самом деле с мечом – блистающим из середины лба полуторным клинком вроде тех, которые еще до империи любили в Испании. Ему было холодно, потому что единороги вообще не приспособлены к жизни в нашем мире, в наших широтах и в одиночку. Они умеют жить только парами, согревая друг друга. Они хищные звери и не могут относиться к людям иначе, чем к любой другой добыче. Их приручают, правда, когда есть надобность, но и они могут приручить – например, нескольких детей из самых романтичных, дав им силы убивать там, где сами единороги слишком беззащитны. Ради тепла. Пули ему не могли причинить вреда, но заклинания мне тоже не понадобились. Я крикнул так же, как тот мальчик внизу, только тон изменил – и это был вызов. Он наклонил голову. Я расстелился в сторону в позиции низко сидящей птицы и ударил мечом – холодной сталью – снова справа налево, сразу подрубив ему передние ноги. А потом отсек голову. А потом испепелил останки. С шорохом. Потому что высшая категория высшего шика не обеспечивает.