…Конвоиры поставили перед генералом Киамилем и Вильгельмом фон Гюзе пятерых человек в офицерской форме русской армии. Держались русские спокойно и с достоинством. Посмотрев на фон Гюзе, один из них, лучше всех изъяснявшийся по-немецки, сказал за всех:

– Мы согласны сообщить вам лишь наши имена, звания и номера частей, в которых мы служили. Согласно Гаагским международным конвенциям о статусе военнопленных.

В словах русского офицера не было подчеркнутой агрессивности, лишь четкое осознание собственных и товарищей по несчастью прав.

Немец с благодушным видом кивнул:

– О, конечно! Вот вы, например… Назовитесь, сделайте одолжение!

– Штабс-капитан Андрей Левченко. Таманский 5-й пехотный полк 4-го Кавказского корпуса. Больше я ничего не скажу!

– А я ни о чем вас больше и не спрашиваю, – столь же благодушно отозвался фон Гюзе. – Кстати, вы прекрасно говорите по-немецки, герр Левченко.

Андрей Левченко был среднего роста, стройный и подтянутый, лет около тридцати с виду. Загорелое обветренное лицо с высоким лбом и по-славянски чуть резковато выступающими скулами. Нос типично наш, славянский, с легкой курносинкой. Коротко стриженные русые волосы, выгоревшие на южном солнышке до светло-пшеничного оттенка. И внимательные темно-серые глаза. У него была замечательная улыбка, но улыбался штабс-капитан редко, а сейчас, в плену, было Андрею вовсе не до улыбок. Словом, внешность самая заурядная, если можно так выразиться, простонародная.

Меж тем текла в жилах Андрея благородная кровь! Принадлежал он к небогатому полтавскому дворянскому роду Левченко. Все мужчины в этом роду связывали свою судьбу со службой в Российской армии, были офицерами. Его прадед, например, дослужился до гренадерского полковника. 11 июля 1812 года в сражении с войсками наполеоновского маршала Даву при деревне Салтановке, близ Могилева, он дрался под началом самого Н.Н. Раевского.

Прославленному герою Отечественной войны генералу Раевскому долго не давалась тогда победа! И Николай Раевский, взяв за руки своих сыновей, пошел с ними во главе войск на одну из батарей противника, воодушевляя солдат: «Вперед, ребята, за царя и Отечество! Я и дети мои укажем вам дорогу!» А рядом с генералом шагал Петр Левченко. Батарея была взята, но прадед штабс-капитана сложил голову в том бою…

– Этот русский офицер уже пытался бежать, – сказал один из конвойных, – но был пойман и наказан. Посажен на хлеб и воду.

– В следующий раз он заслуженно получит пулю! – нахмурил густые брови Киамиль-паша.

– Я все равно убегу, – твердо сказал Левченко. – Не удержите!

Неожиданно Вильгельм фон Гюзе рассмеялся:

– Не удержим, говорите? Ну-ну… – Он обернулся к конвойным: – Уведите пленных!

– Зачем вам понадобились эти русские? – недовольно спросил немца генерал Киамиль. – Словно вы просто посмотреть на них хотели…

– Так и есть, – кивнул фон Гюзе. – Посмотреть, сгодятся ли для моих замыслов. «Живой щит»… Вам, эфенди, не приходилось слышать такого выражения? Меж тем мы уже применяли этот прием. Далеко отсюда, в Мазурских болотах. Только не афишировали его применение. Зададимся вопросом: пойдут ли русские на бомбардировку нашей позиции, если будут точно знать, что рядом с ней мы содержим их пленных товарищей? Согласитесь, генерал, подобное маловероятно. Смею надеяться, что я неплохо разбираюсь в психологии русских. Они побоятся бомбить! Во многом русские еще варвары с варварскими же понятиями о чести. Они посчитают, что убивать своих же пленных соплеменников, – а бомбежка без этого не обойдется! – подло. И тогда мы в безопасности, мы можем обстреливать русские позиции из «Большой Берты» совершенно безнаказанно.