Шаги Гийома сменяли свою интенсивность и в какой-то момент бредя по коридору, освещённому пламенем настенных факелов, он остановился и ладонью правой руки прижался к холодному камню стены. В памяти юного графа всплывали строки из песни Бертрана, которую он сам же и сочинил, сидя на небольшом бревне рядом со стогом соломы, наблюдая как его воспитанник во внутреннем дворе замка отрабатывает удары мечом о чучело.

Гийом вышел на западную стену замка и, сделав несколько шагов, отошёл от башни. Сырой ветер трепал его волосы, а сильный дождь впитывался в ткань синего суконного костюма. Он смотрел на дорогу в сторону Парижа и видел, как стремительно менялась Европа за последние годы.

Везде на площадях становились всё громче и призывнее речи проповедников, вещавших об освободительном походе в Святую землю, чтобы вернуть христианам Гроб Господень из рук нечестивцев. Всем обещали прощение грехов и несметные богатства, что подкупало кого угодно: от сельского оборванца до знатного господина.

Воспоминания свежим и бурным потоком овладели сознанием Гийома, уставшего терять любимых и родных ему людей. Два года назад их с отцом покинула мать. Её здоровье становилось хуже день ото дня, будто что-то неведомое творилось в голове графини. Её ужасно мучили ночные кошмары, и она не могла спать, постоянно отказываясь от еды. Лекари не знали, как ей помочь, а отец решил отстраниться от этой проблемы и часто проводил время в походах и частых визитах к папе. Назвать графа Анри де Ла Валлета набожным человеком Гийом не мог, скорее видел в этом нечто более мирское и желание не проспать свой звёздный час. Поэтому юный граф постоянно оказывался единоличным хозяином своих земель на время отсутствия отца.

Представить себя обычным феодалом Гийом не мог. Ему было противно думать о сборе оброка и налогов. Бертран не научил его отбирать, а учил отдавать. Это постоянно являлось камнем преткновения в отношениях с отцом, который не упускал возможности получить прибыль из всего, чего только мог. Да, он по-прежнему раздавал монеты в воскресенье у церкви после проповеди, но собирал их не менее чаще, чем жертвовал.

Скупость ‒ это не только грех, но и болезнь души. Без неё нельзя сохранить и приумножить графские владения. Тяжёлые времена требовали особой жестокости от владельцев земель и душ. Свобода являлась роскошью, которую позволить себе могли очень немногие люди.

Гийом спустился к себе в покои и, сев на стул с массивными подлокотниками напротив трещавших от пламени поленьев в камине, протянул руку к кружке с вином, стоявшей на столе.

Жизнь продолжалась! Она не могла остановиться! Глоток вина утолил жажду в его пересохшем горле, и юный граф вскочил со стула и принялся застёгивать на своей талии широкий поясной ремень, на котором висел меч. Он набросил на плечи плащ и застегнул застёжку на завязках на шее.

В его памяти вновь всплывали слова Бертрана, чья мудрость не имела пределов, только пока всё понять юный граф не мог. Гийом был ещё очень молод и не в меру горяч.

Он бегом спустился вниз по каменной лестнице и выскочил во внутренний двор, где, пройдя быстрым шагом к конюшне, нырнул под черепичную крышу.

Дождь не останавливался, но постепенно менял свою интенсивность в сторону уменьшения. Юный граф подошёл к стойлу, где находился его чёрный, как уголь, конь Вепрь. Так его прозвал сам Гийом за буйный и непокорный нрав.

Ладонь юного графа скользнула по расчёсанной гриве коня и тот очнулся от лёгкого дрёма. Будить конюха Гийом не собирался, а поэтому сам закинул на спину коня седло, принявшись туго застёгивать пряжку, чтобы не слететь с Вепря в грязную канаву.