Пока он жевал, Танькина мама, Ольга Петровна, уже приготовила второй такой же, и Гошка сам не заметил, как съел и его. Он вспомнил мамины указания перед походом в гости: не набрасываться на чужую еду, будто тебя дома не кормят, есть не торопясь, локти не растопыривать, откусывать понемногу, не вести себя, как троглодит… Гошка не знал, кто такой троглодит, и на всякий случай не спрашивал: вдруг окажется, что это нечто ужасное или обидное. Он растерянно поглядел на Ольгу Петровну, а она улыбнулась и сказала, что больше всего любит гостей, которым нравится угощение и они этого не скрывают. И Гошке сразу стало легко и свободно.

Танька всё это время с восторгом рассказывала, как Гошка уделал гадского Кешку, который хотел над ним поиздеваться. А в результате сам оказался в полном позоре. И ещё был назван Генеральской Кекешкой.

– Я когда увидела, как Егорка плывёт, решила, что он врал про бассейн. Обидно за него стало – ужас как: зачем врал? Тут Кешка его в воду с головой, р-раз – и утопил! Я от страха даже закричала, а Кешка, гад, смеётся, как гиена. И вдруг он – бульк! – и нет его, только круги расходятся. А когда всплыл, руками по воде хлопает, кашляет, головой мотает. Тут всплыл и Егорка и, как торпеда, раз, два – и у мостков. Вылез и даже дышит спокойно, будто и под водой не был. И тут я поняла, что он Кешку так заманивал и Кешка попался! Уй, как здорово! В школе всем расскажу! Великий пловец Кекешка! Будет знать. А то надувается, будто уже генерал. Жаль только, что Венька, как всегда, оказался в стороне. Скажет что-нибудь, вроде бы и ничего такого особенного, а подумаешь и поймёшь: сказал гадость.

Танькин папа, Алексей Михайлович, слушал, смеялся и время от времени говорил, что девочкам не следует употреблять такие энергичные выражения. Таня на секунду останавливалась и продолжала в том же духе.

Гошке было хорошо с ними, но он вспомнил ещё одно мамино наставление, очень важное: из гостей уходить, когда хозяевам ещё чуть-чуть не хочется тебя отпускать. Он встал, сказал: «Спасибо большое, пора домой, а то дед уже, наверное, волнуется» – и пошёл.

Таня догнала его:

– Егор, папа сейчас тихо говорил маме, но я услышала. Он сказал, что Кешка может нажаловаться отцу, а его папаша какой-то важный чиновник, и у твоего деда могут быть неприятности.

– А чего он делает здесь, этот чиновник? Такие ведь отдыхают где-нибудь за границей…

– Папа сказал, что он сначала незаметно едет за границу. А потом возвращается и всем рассказывает, что лучший отдых на родной сибирской природе. Ты скажешь деду?

Гошка задумался. Нагружать деда не хотелось. А промолчать – может быть хуже.

– А ты как считаешь?

– Наверное, лучше сказать, – неуверенно произнесла Таня.

– Скажу, – решил Гошка. – Ну, я пошёл? До завтра…

– Погоди. Кешка тебя возненавидел, Егор. Ты и на речке тогда над ним верх взял и здесь перед всеми опозорил. Он теперь будет тебе устраивать всякие подлости. А придумывать эти подлости будет Венька. Я тебя буду охранять.

У Гошки потеплело в груди.

– Мы будем вместе друг друга охранять, – сказал он и побежал домой.

Ужин прошёл в молчании. Но вот дед отодвинул тарелку, взял всей ладонью свой вечерний стакан чая в подстаканнике и поднял глаза:

– Ну, как день прошёл, внук?

Гошка вдохнул, выдохнул и стал рассказывать. Дед слушал молча, нахмурив брови. Тётя Тоня сидела выпрямившись, на её лице было удивление и озабоченность.

– И Танька мне передала слова её отца, что Кешка нажалуется своему отцу и у тебя могут быть неприятности, – выпалил под конец Гошка и уставился на деда.

Дед молчал, глядя в стол. У Гошки начало сосать под ложечкой. «Не успел приехать, как напортил деду», – мелькнула мысль. Но вот дед поднял голову.