– У тебя? Кады баешь так, аж жар в груди играет…

Рабочий заметил воркования молодых, убрал лестницу:

– Проходите, люди добры, держу вас… На своём глазочке примерь, а на чужом проверь!

– И то верно, мил чек…, – кивнул Михей.

Михей открыл дверь, пустил вперёд Тусю, направились прямиком в кабинет к комиссару. В кабинете Чадаев, Крысоеда и Лещёв. Молодые люди снова приклонились с порога.

– Здравствуйте, товарищ Ким…

– Задача ясна? На рожон не лезть, результат обеспечить из кожи вон! – Чадаев закончил раздавать распоряжения подчинённым, поднимающимся на выход.

– Будет сделано, товарищ комиссар! Посмертны награды вышлите детям…, – Схохмил Лещёв и вслед за Крысоедой вышел из кабинета.

– Вернётесь мёртвыми – арестую! Задание особого прилежания, а им всё баутки? – укорил вдогонку Чадаев.

– Здравствуйте, товарищ Ким! – повторился Михей.

– Сухаревы? Здравствуйте, проходите к столу…

Поправлять Туся не стала, пришедшие сели к столу.

– Явились под ваше указание спустя неделю…

– Да-да… Пунктуальность я всегда приветствую…, – комиссар откопал из вороха папок самую тощенькую, – Грамоте обучены? Писать умеете?

***

А где-то на сходке в отдельном помещении шалмана пируют бандиты. Изрядно пьяные, Хлыст так вообще уже спит за столом, сложив голову на руки. Авдей трезвый, к остальным держится достаточно пренебрежительно, поигрывает тростью:

– Фикса, Ольгу Дмитревну мою проводил?

– Исполнено в лучшем виде, Дрын, – гнусавит Фикса, – До вокзала вился хвостом, присмотрел, как в купе вошла, и дождался, покамест поездуха отправится…

– Добро… С барахлом порешали?

– Поценнее продали, всяк щепет на харч да выпивку выменяли, люльку скородумовскую Хлыст отмазал в Богородицке посчитай в полную цену…

– Люлька справная была, ушла на раз…, – не поднимая головы, пробормотал Хлыст.

– Меха на перекупе… Осталось малое, за лавье метнуться, – доложил Мыта.

– Барыш зримый нам на раскладе…

– Лады! Шустро вы…, – удовлетворился Дрын, – Барыш делить равнительно, но помни, пьянь шалманная: ассигнации скоро изымутся с оборота…

– Нам што с того? – отвадил Сизый.

– Пропадут… Всякие купюры, что не пропьёте, незамедлительно меняйте на седье, желтуху да каменья драгоценные…, – продолжил Авдей, – Фикса, треть на бочку отсчитай, на будущие предприятия, долю за посещение публичного дома добавь к моей марже, отмеришь желтухой и в цех поднесёшь…

Хмельной Фикса откинулся и раскинул пальцы «козой»:

– Фарт твой, Дрын, на пальца́х пришла пора раскинуть… Хоть иного ты фасону, а на тюрьму зашёл без льготы, на масть не гнал и языком лиша не мёл… Блатную музыку просекаешь… Зарукой шпане моя фикса поставлена, но не может птица тваво полёта без умыслу гнездить на нашем болоте?

– Не может, а гнездую! Предъявить имеешь?.. – злобно зыркнул Дрын.

– Объясниться хочу для шпаны…, – не унялся Фикса.

– Мы с отцом бывали цеховики-тычники…, – вальяжно откинулся Дрын, – Капиталец имели, докуда с вложениями не опозорились… Остались две столярки, от долгов и люльки позволить себе не могли… Помнишь ли жиганов на дальних нарах?

– Политических? За книжки запретные причаленных?

– Помнишь…

– Держались оне украдкой да сказки сказывали о жизни сладкой, а клопов в общем каземате не ропща кормили…

– Запомнил и я сии сказки… Власть ноне перехвалили их сподвижники, и оные известия не к добру… Птиц того полёта, в кой меня подымаешь, скоро приземлять начнут… И приземлять будут основательно, могут и замордовать до смерти…

– А тебе жестко́ на земле-те?

– Боюсь, и вам мягко́ не станется…, – перешёл к натиску Дрын, – Верховодство нашей кодлой принял самолично ввиду низкой вашей образованности и никчёмных притязаний… Кем вы раньше были? Карманы чистили, пьянь кабацкую на мушке кидали, торгаша шельмовали да шлёндали с бутыля под топчан? А сейчас жрёте в три пуза, пьёте взахлёб, марушек вон… элитных… любовали в коем разе… разлюли-малина…