– Незвань на дом – держись за кром! – скрипучим голосом оправдался блаженный.

– Што ты, сердешный, кое неверие?

Свишка тронул лоб навершием подога, приклонился, отставил подог к стене, и стоит в ожидании приглашения к столу:

– С поклоном вам, люди добры…

– Здрав будь, Свирид! – откликнулись дядья.

– Здравствуй, Свиша! – поддержали тётки.

– Пойди к столу, помянуй Якова кутьёй да квасицем…, – предложила Евдокия, Анна поставила на дальний конец стола поминальные блюда, – А хошь, и покрепше чем?

Свишка сел, но демонстративно всё отодвинул:

– Чур меня… Мнимое Свишке без хмельного открыто…

– Не чурайся, Блаженный… Помянуй скоромно…

– Поминати надо-те мыслею доброю… До девятины душа убиенного за вас прещатися, до сорочины во снах являтися…, – отнекался Свишка и зыркнул на Тусю: – Поднеси мне, молоди́ца, мурцовки плошку, да сбитеньку́ малёшку…

– Обождёшь чуток, так покрошу на скору руку? – упредила Туся и увлекла за собою на кухню Анну.

– А напредки́, люди добры, навещаю терзания смутные…, – Свишка вкатил глаза под лоб, вогнав всех присутствующих в оторопь, – Годы грядут лихие, голодные… Погибелью охватит землю до окияна дальнего, брат пыдёт на брата, отец на сына… Оны отрекутся от Бога своего, ины на плаху взойдут с Его знамением… Многих Он призовёт ране отведённого, а иным отпустит страдания во веки вечные…

– Никак война к нам докатится? – не выдержала Феона.

– Всё грядёт, война и голод, и болезнь и холод… И богаты станут нищими, и дома под пепелищами…, – молвил Свишка.

Туся принесла плошку, поставила перед блаженным:

– Лячкай, сердешный, иди ли с Богом… Пужать людей не время выбрал, усопшего поминаем…

Свишка осёкся, вернул глаза и зыркнул на хозяев:

– Род ваш, хозяева приветные, многия напасти стороной обойдут, держаться коли купно будете…

После чего Свишка схватил за руки Алёну с Тусей, её как обдало жаром и пошатнуло, и навещал обеим:

– Те, молоди́ца, разлуку навещаю и скитания в чужбине… А тебе, девка, довеку тяглом стиснуться… Наперёд горюшко тя караулит изнова, опосля все бе́ды отступят на́долго…

– Усладно, што на́долго, – Туся высвободилась, переняла у Анны бумажный куль, сунула Свишке: – Не серчай на меня, Свирид, а печево вот… с собою прихвати…

– Заёмно в экой отраде душу чаять…, – одобряя повадки девушки, сощурилась Феона.

– Сметливую девку врасплох не застанешь…, – поддержала Апполинария.

Глава IV

Поминки закончились к темени. Михей вызвался отвезти Тусю до дома, наладил экипаж. К воротам дома Скородумовых подъехали затемно. Не мерцай фонари по улице, так хоть с масляной лампой ходи, а всё одно чуть не наощупь.

– Благодарствую, до дому проводил, Мишка-Михей…, – Туся сжала руки Михея, когда они стояли перед воротами.

– Тебе спасибо, Тусенька, за помощь… Сестрицы мои да свойственницы так вопше по тебе не налюбуются…

– Полно-те, друг любезный… Привышный труд чай руки не оттянет…

– Намеряюсь скоро подойти ради прогулки в саду…, – не торопится уходить Михей, – Составь мне компанию? Али лодочки на Чёрном пруду предложить?

– А как жа скорби до сорочин?

– Не увеселения жа, а так – прогулка для восприятия?

– Тады не откажусь… а в оборот с удовольствием дажа…

Туся зашла за ворота. Михей помялся, и лишь намерился сесть в экипаж, как услышал истошный крик и причитания. Вбежав во двор, Михей увидел возле крыльца охающую Тусю, склонившуюся над мёртвым телом дворника. Тот лежал в крови, насочившейся из подрёберной ножевой раны.

Михей подошёл быстрым шагом, девушка поднялась на ноги и прильнула к его груди, но вмиг отпрянула:

– Господи, а Гаранька-то мой где жа?

– В доме надо бы глянуть…, – выпалил Михей.