Этого старшего лейтенанта с осколочным ранением в грудь она помнила особенно хорошо. И не только потому, что находилась тогда на приемке. В память врезалось его белое лицо, искаженное болью. Было видно, с каким мужеством он преодолевает страдание. Его ранение относилось к особо тяжелым, был риск, что повреждена диафрагма, а в этом случае нарушается естественная граница между брюшной и грудной полостью. Как правило, в таких серьезных случаях процент выживших бывает небольшой.

Старший лейтенант был в сознании, терпел невыносимые боли. Докторам оставалось только удивляться его волевым качествам. Он должен был бы неистово кричать от каждого вздоха, однако лишь крепче стискивал зубы. Медики немедленно подготовили Воробьева к эвакуации и отправили с первым подошедшим эшелоном.

– Я помню его, – негромко произнесла Вера с явным сожалением в голосе. – У него было тяжелое ранение в грудь. Легочной недостаточности не наблюдалось, он дышал хорошо. Мы его отправили первым же эшелоном. Такие раненые едут в отдельном вагоне. Он будет направлен в специальный торакоабдоминальный госпиталь.

– Ах, вот оно что, – сказал капитан и тяжело вздохнул.

Его лицо помрачнело. Свет, еще какую-то минуту назад буквально лучившийся из глаз, вдруг разом потускнел.

– Может, обойдется? Есть надежда на выздоровление?

– Будем надеяться, что он поправится. – Вера попыталась утешить капитана. – За ним в поезде будет хороший уход. Ехать недалеко, всего несколько часов.

– А куда его отправили?

– В триста шестой госпиталь. Он находится недалеко от железной дороги. На станции поезд уже будут ждать госпитальные машины.

– Да, понял вас. А я думал, что ему уже операцию сделали.

– У нас нет подходящего оборудования для таких серьезных операций. Мы не сумели бы обеспечить ему соответствующий уход.

– Понимаю, – невесело проговорил капитан. – А как вас зовут? – Этот вопрос прозвучал неожиданно.

– Старший лейтенант медицинской службы Вера Колесникова.

– А я просто Прохор, товарищ старший лейтенант.

– Тогда я – просто Вера.

– Я понимаю, вам нужно спешить. Вы не будете возражать, если я к вам зайду завтра вечером? – Он тут же с досадой осадил себя: – Нет, завтра вечером никак не смогу. А если послезавтра вечером?

– А на завтрашний вечер у вас другое свидание запланировано?

– Вовсе нет, – с некоторой обидой произнес Прохор. – Служба! Вы не подумайте ничего такого. У меня чай есть очень хороший. Для особого случая берегу. Мы с вами чайку попьем. К нему трофейный шоколад имеется.

Вера улыбнулась. Как же мало нужно на фронте, чтобы уговорить девушку на свидание. Пообещай ей трофейный шоколад, и она не устоит. Случись их знакомство в мирное время, этот парень проявил бы куда большую изобретательность. Он достал бы билеты в театр, сводил бы ее в кино, цветами бы задаривал, а тут все просто. Плитка немецкого шоколада заменяет самые долгие ухаживания.

– Хорошо, от чая не откажусь. Вот если бы вы мне пачку немецких сигарет предложили, тогда было бы совсем здорово. А то от нашей махорки у меня горло дерет, – честно призналась Вера.

Прохор расплылся в добродушной улыбке.

– Принесу непременно! – пообещал он. – По мне немецкий табак – так это не курево вовсе, а одно баловство. Дедовский самосад ни с одним немецким элитным табаком не сравнится!

– Возможно… Тут дело вкуса. Так я вас жду, – произнесла Вера, попрощалась и скорым шагом заторопилась в приемный покой.

К эвакуации была подготовлена группа, состоящая из пятисот человек, среди которых половина была тяжелых. Они уже третий час ждали военно-санитарный поезд, но он по какой-то причине опаздывал. На войне подобная задержка – дело обычное. Скорее всего, немцы разбомбили железную дорогу, и путевые бригады теперь в спешном порядке занимались их восстановлением.