– Не знаю, – сказал Алексей.

– И я тоже не знаю, – глухо отозвался Александр. – Ясно, когда сносят памятники сталинским палачам, партийным бонзам того времени, тем, кто вершил голодомор, но, ей-Богу, не понимаю, как можно замахиваться на святыни? Это ж самое настоящее кощунство, и оно в моей голове не укладывается. Пусть нечасто, но такие сюжеты по телевизору показывают…

– Что тебе сказать, брат… Слов нету, – Лешка потянулся за пачкой сигарет: – Выкурим еще по одной?

На сей раз они обменялись сигаретами – Алексей протянул брату «Яву», тот в ответ – синие «Прилуки».

– Слушай, ну, то, что мы встретились на нейтральной, так сказать, полосе, это…как писатель какой-то сочинил, как из фильма какого-то… Что-то у меня в голове вертится, а что, никак не поймаю…

– Шолохов, наверное, его рассказ «Родинка», там отец шашкой зарубил родного сына, Николку, и уже мертвого опознал его по родинке – выше щиколотки, размером с голубиное яйцо…А потом сунул себе в рот револьвер…

– Саш, забыл, что ты филолог, молодец, помнишь все прекрасно…

– Правда, война тогда была другая, гражданская, а у нас, черт бы ее побрал, гибридная… И чего вы только сюда полезли?

– Геополитика…

– К чертям собачьим такую геополитику… В селе ж соседи, дома у которых впритык, в дела внутрисемейные не вмешиваются, правда же? Мы бы сами у себя в доме разобрались…Знаешь, Лешка, я где-то вычитал, что даты рождения и смерти Лермонтова имеют для России роковое значение. Михаил Юрьевич родился в 1814-ом году, и через сто лет для России началась первая мировая война, еще через сто, в 2014-ом – эта вот, гибридная… Лермонтов погиб в 1841-ом году, и через сто лет, в 1941-ом началась Великая Отечественная… Дай Бог, чтоб в 2041-ом все было тихо и спокойно…

– Война… Кому война, а кому мать родна…

– Мой любимый Хемингуэй говорил: «Эта проститутка война…» Я понимаю, конечно, что он имел в виду, и все же не очень-то с ним согласен. Проститутки, по большому счету, это хорошие женщины, загнанные жизнью в глухой угол. Из тысячи девиц нетяжелого поведения лишь единицы, думаю, занимаются этим ремеслом по призванию. А все остальные мечтают встретить настоящую любовь, заиметь семью, родить детишек. Женщина – это прежде всего мать… Нет, Леша, война – это не проститутка, а самая настоящая сволочь. Самая настоящая подлянка… Она состоит из двух «или»: или ты убей врага, или он убьет тебя. Иной альтернативы нет…

Где-то совсем рядом тренькнула синичка или какая-то другая пичуга. Еще сильнее запахло грибами, осенним увяданием, сырой землей.

– По третьей, по последней? Бог троицу любит, – и они по-прежнему угостили друг друга сигаретами.

– Слышь, Санчес, видишь ту усохшую березу? И дальше, дальше за ней, левее, левее? Там не ходи, там растяжка на растяжке, Боже, как мы все-таки испоганили эту землю, не один десяток лет понадобится, чтобы очистить ее от притаившейся смерти… И еще, выдам, так и быть, тебе еще один секрет – особо там у себя не высовывайся. Недавно к нам прибыл снайпер, стреляет очень метко…

– Да я, Лешка, и так знаю… Три дня назад он завалил нашего побратима, Володьку из Мариуполя, пуля попала в прямо в лоб…

– Такая у снайпера работа, Санчес… Кто на что учился…

И тут Сашу Корниенко обожгла мысль: а вдруг они завтра-послезавтра пойдут в бой, чтобы отвоевать это малюсенькое украинское село, и его, «Грека», пуля найдет Лешкину грудь, пусть даже не от его свинца, а от чьего-то другого братан упадет наземь, истечет кровью, забьется в агонии… Но что, что он может поделать сейчас? Нет у него права предупредить Алексея Корниенко, как-то остеречь его, нельзя даже намекнуть на готовящуюся операцию – это ж будет чистой воды предательством, на которое он, защитник родного края, никогда не пойдет, даже в этой щекотливой, рвущей сердце, прямо-таки ужасной ситуации…