Моя мама была француженкой арабского происхождения. Ее дед-алжирец иммигрировал в Европу в поисках лучшей жизни, а мама в пятнадцатилетнем возрасте сбежала из дома в Америку вместе со старшей сестрой. Одному только богу известно, каких усилий им стоило заполучить грин-карту. Здесь она познакомилась с моим отцом, уроженцем Южной Кореи, и в двадцать лет родила меня.

Корейские и арабские корни сделали свое дело. Благодаря этому у меня была необычная внешность, на которую клевали девушки. Густые, немного вьющиеся черные волосы, оливковая кожа и раскосые глаза насыщенного зеленого оттенка. Правда, корейская кровь все же брала верх, и меня часто сравнивали с айдолами, чего я терпеть не мог.

– Как раз о Сабрине я и хотела с тобой поговорить. – Мама перешла на английский, а значит, на сегодня с официальными любезностями покончено.

Я весь подобрался.

– Что-то случилось? Рири заболела?

Моя сестренка, которую мама родила от своего второго (и, хвала всевышнему, бывшего) мужа, – единственное, за что я был благодарен этому козлу.

– В ближайшие месяцы я буду чаще выходить в ночную смену. Мне нужно, чтобы в эти дни ты приезжал домой на ночь.

– Ты ведь оставляла ее с тетушкой Дорой, наша соседка никогда не отказывала тебе. Она любит Рири, как родную внучку.

– Тетушка Дора чувствует себя неважно после сердечного приступа. Она не может присматривать за Сабриной как раньше. Мне нужна твоя помощь.

Я тяжело вздохнул и прислонился к стене.

– Ладно, пришли мне свой рабочий график, я постараюсь подстроиться под него.

Мама подозрительно долго молчала, а потом заговорила взволнованным голосом:

– На самом деле я хотела попросить тебя, чтобы ты приезжал не только на ночь, но и на весь день моего дежурства.

Я нахмурился.

– Ты помнишь, что у меня последний учебный год?

– И что с того? Я же не прошу тебя жить с нами. Тебе нужно приезжать только на выходные.

– Мама, у меня нет выходных. Я либо работаю, либо учусь, либо тренируюсь.

Она нарочито громко вздохнула. Казалось, она начала раздражаться от нашего разговора, и я был ровно в таком же состоянии.

– Ты можешь заниматься учебой из дома. У тебя же часто бывают дистанционные занятия.

– Ма, ты же знаешь, Рири с катушек слетает, стоит мне переступить порог дома. Мне нужно готовиться к экзаменационному тесту, который я должен сдать на сто баллов, чтобы заполучить стажировку в NPPD. А готовиться в обществе Рири нереально.

– Она уже не ребенок. Развлечет себя сама, пока ты учишься. Ты просто не хочешь брать на себя ответственность.

Я заскрежетал зубами от злости. Кто бы говорил про ответственность!

– У Рири пропеллер в заднице, она с меня не слезет, если я не буду всецело уделять внимание ей.

Я не осуждал сестренку за это. Ей уже девять, но она с малых лет была на попечении соседок и маминых подруг. Мама пропадала на работе, а я – то на учебе, то на тренировках. Поэтому, если мы оставались дома, Рири постоянно хотела играть, болтать и часто даже засыпала в моей кровати. Я прекрасно понимал, что если буду ездить домой каждую неделю, то не смогу заниматься учебой – буду всецело занят младшей сестрой. И это все очень не вовремя.

– Ты никогда не брала смены в выходные дни, вам не хватает денег?

– Нет, что ты, mon garçon[5], не волнуйся.

– Тогда в чем дело? – И тут меня осенило. – Мам, скажи правду, нет ведь никаких новых дежурств. Все дело в мужчине, да?

Мама пробубнила что-то нечленораздельное, и я не смог подавить стон досады.

– Maman, ты серьезно? Ты решила усложнить мне жизнь на последнем курсе из-за какого-то мужика?

– Мне всего сорок три. Я имею право на личную жизнь. – Мама пыталась говорить твердым тоном, но меня не покидало ощущение, что она нервничает. Или что-то недоговаривает. – Я могла бы тебя не дергать и приглашать Марка к себе, но это ты в прошлом году устроил скандал, когда застал у нас дома Арни.