– Элли! – счастливо восклицает она, хватая руками экран. Милли считает меня суперклассной. Когда она была совсем маленькой и не умела правильно выговаривать все слова, она думала, что у нас одинаковые имена, и постоянно сообщала мне о том, что мы близнецы. Когда я замечала, что я старше, она нежно смеялась, гладила меня, как будто я – идиотка, и объясняла сладким голоском, что, конечно, это не так. Что, вероятно, близко к правде.

– Привет! – одновременно и неуклюже выкрикиваем мы с папой.

– Как дела, малышка? – добавляет он. Она опять не обращает на него внимания.

– Элли, мне нужно поговорить с тобой, – перебивает она и многозначительно смотрит на дедушку до тех пор, пока тот, кряхтя, как старик, не поднимается с дивана.

– Пойду, налью чашку чая, – кротко говорит он.

Когда он уходит, я снова поворачиваюсь к ней.

– У тебя все в порядке? Что происходит? – Я лишь слегка обеспокоена, у Милли часто случаются серьезные кризисы, которые она подробно обсуждает со мной. Последний раз это было связано с обучением плаванию и, по всей вероятности, с крокодилом, появившемся в школьном бассейне.

Она, в точности как подросток, потряхивает светлыми волосами.

– Мне нужно спросить тебя о месячных, – театральным шепотом выговаривает она последнее слово.

– О? – произношу я, стараясь не реагировать.

Да, это хуже, чем я думала. Сначала папа хочет пойти на свидание, а теперь моя шестилетняя племянница хочет обсудить женские дела. Денек сегодня выдался просто восхитительный, и у меня в жизни действительно все прекрасно.

Милли украдкой оглядывается. Никаких признаков мамы.

– Конни говорит, что у меня, когда я подрасту, будут месячные, и это ужасно противно, и нет ничего хуже, чем быть девчонкой.

– Кто это, Конни?

Она проявляет нетерпение.

– Моя лучшая подруга. Она учится в третьем классе. Она говорит, что у девочек есть месячные, а у мальчиков – тракторы.

– Это сексизм, – машинально говорю я, не зная, так ли это. В мире повсюду сексизм, разве нет? Если сомневаешься, разозлись и закричи, таков мой девиз.

Она игнорирует мой комментарий, поскольку прежде с ней никто не говорил о сексизме. Она говорит, что находит это «скучным», потому что все мальчишки в ее классе – «слабоумные», и нет никаких шансов, чтобы их отобрали в астронавты раньше, чем ее.

– Ну? – Она раздражена. – Что такое месячные? Скажи мне и лучше не ври, Элли, потому что я все равно узнаю.

Я на секунду задумываюсь. Как лучше ответить? Я должна просто быть честной, ведь так? Демистифицировать? Потому что месячные приходят ко всем, и не следует испытывать к ним отвращение или бояться их. Правда, мне почти тридцать, а я по-прежнему испытываю к ним легкое отвращение и боюсь их. Сексизм, понимаете? (Стойте, так ли это?)

– Хорошо, Милли, но это не будет происходить с тобой постоянно, – осторожно начинаю я, моля о том, чтобы показалась Джен и спасла меня раньше, чем у меня отслоится матка. Но, когда ты станешь женщиной (– ударьте меня по лицу, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста —), то это будет происходить раз в месяц, у тебя установится, э-э-э, менструальный цикл.

– Хммммммм, – возмущенно прерывает она меня. – Извини, если это происходит только с девочками, то почему менс-триллликл?

– Менструальный цикл, – поправляю я ее. – Впрочем, это хороший вопрос. И вполне в духе первых лет феминистского движения.

Довольная собой, она кивает, ожидая продолжения.

– Хм. Итак, менструальный цикл означает, что у тебя… уф, из пи-пи каждый месяц будет вытекать немного крови.

Мне не следовало произносить последних слов. Нужно было напустить тумана. Она выглядит до ужаса напуганной.