Софи кричит, что принесет мне выпить, и приказывает поздороваться со своей дочерью Сиарой, которой где-то от двух месяцев до двух лет (я проверила по календарю в телефоне, похоже, ей год и восемь месяцев, кто знает?), она тихо сидит в гостиной. Я машу рукой в направлении Холодного сердца[11], выполняя свой долг, и возвращаюсь к разливаемому Софи спиртному. Мы пьем просекко за здоровье и за то, что мы в пригороде, где ничего, кроме этого, не пьют, и в следующие несколько минут перекрикиваем друг друга, как это делают старые друзья. Жалуемся на работу, обсуждаем погоду и спрашиваем новых членов семьи Софи – Сиару и Райана, отца Сиары.

Мы с Софи дружим с тринадцатилетнего возраста, когда ее русско-латышско-африканские корни проявились слишком ярко, вызвав нездоровый интерес у пятнадцатилетних мальчишек. Я видела ее раньше на спортивной площадке, но близко мы познакомились, когда однажды я нашла ее плачущей в биографическом отделе школьной библиотеки. Само собой разумеется, я тоже начала плакать.

– Это из-за Райана Этвуда[12]? – спросила я через несколько минут после бесшумных рыданий, думая о драматическом повороте в предыдущей серии Одиноких сердец.

Разумеется, не из-за Райана Этвуда, объяснила она, а из-за неприкрытого расизма на спортивной площадке. Не помню, что я ей сказала, но, прежде чем успокоить ее по поводу расизма, я удостоверилась, что она – фанатка Одиноких сердец. Мы еще немного поплакали вместе, а потом прямо там, сидя на полу, решили, что будем близкими подругами. Я пообещала защищать ее от мальчишек, благодаря своим недавним достижениям – привет, в одночасье выросшие сиськи! – и их отвлекающей силе, а она пообещала помочь мне засечь где-нибудь Адама Броуди[13] и соблазнить его, вероятно, с помощью моих неожиданных приобретений. Однако проблема состояла в том, что в дружбе я искренне придерживалась принципа «один за всех», поэтому мы с Софи отправились в математический корпус навестить Томаса. Мы с Томасом жили по соседству, когда были детьми, и с тех пор были лучшими друзьями, каких свет не видывал, но он, по правде говоря, был равнодушен к Одиноким сердцам, что для меня было камнем преткновения. Я объяснила ему ситуацию, и он почти согласился больше не торчать рядом со мной, но потом Софи предложила стать нам всем лучшими друзьями. Она сказала, что это будет троица и что у нее дома есть три костюма для Суперкошек[14], которые мы могли бы надеть и бороться с преступностью! Но Томасу такая идея оказалась не по душе, и он сказал, что довольно будет просто дружить. Итак, мы стали троицей, и, хотя мы не владели магией Суперкошек, на нашей стороне была объединенная суперсила моих двух сисек и популярность Томаса, игравшего нападающим в футбольной команде. После чего расисты – а также вся остальная школьная братия – почти оставили нас в покое.

Шестнадцать лет спустя мы по-прежнему общаемся только узкой компанией. Муж Софи, Новый Райан (не Этвуд), появился несколько лет назад, но он знает, что он – не член нашего клуба. Он, правда, милый – мы с Томасом целиком одобряем его, в противном случае не было бы никакой свадьбы, – но он, понятно, чувствует себя лишним, когда мы рядом, поэтому в пятничные вечера он обычно уходит, чтобы не мешать нам. Нельзя винить его. Кто не почувствовал бы себя лишним, слушая, как трое взрослых, погрузившись в школьные воспоминания, обсуждают сексуальную неадекватность учителя физики мистера Трампа, который однажды в городском баре, когда нам было по шестнадцать лет, проявил ее по отношению ко всей нашей троице. (Софи была не против, но мы отговорили ее) (ему было не меньше 50) (а его жена находилась здесь же, в баре) (а еще у него была густая борода) (но совершенно чистое лицо?) (Это было очень странно, как будто он забыл побрить подбородок, когда брил лицо. Странно, верно?). Райан не понял, когда мы дали ему прозвище Новый Райан, и смутился еще больше, когда мы рассказали ему о Райане Этвуде. На самом деле в молодости он не слишком увлекался телевизором, поэтому ему непонятны наши культурные отсылки. Он страшно умен – ведь он бухгалтер, который вроде бы считает миллиарды, – но в его общих познаниях зияют странные дыры. Мы называем это «гениальным пробелом» и всегда, когда он дома, садимся в кружок и спрашиваем его о всякой ерунде, которой он еще не знает. На прошлой неделе к перечню базовых вещей, которых он не знает, мы добавили сериал