– Значит, у нее есть мечты…

– Мечты и ярость.

– Они часто ходят парой.

– Я ее очень люблю. Мы вместе взрослели, если хочешь. Странно говорить это о собственной матери, но это чистая правда. И может быть, мы продолжаем вместе взрослеть. Возможно, она тоже изменилась, вполне возможно…

Он осекся, подумал: «А зачем я все это говорю сейчас, почему я все рассказываю Калипсо Муньес?» – и, чтобы направить разговор в другое русло, попросил:

– Передай мне, пожалуйста, соль.

«Она сама виновата, она сидит здесь передо мной, смотрит на меня и молчит. От этого как-то теряешься. У меня создается впечатление, что я на сцене, вот я и говорю, несу невесть что.

То ли я смущен…

То ли, может, взволнован?

Нет. Не взволнован и тем более не смущен.

Но я не в своем обычном состоянии, это точно».

Она протянула ему солонку, он взял ее.

– Может быть, в какой-нибудь день попробуем вдвоем сыграть сонату Штрауса? Ну, знаешь, ту, для скрипки и фортепиано…

– Это моя любимая, – произнесла она, подняв на него горящие восторгом глаза.

– Ну вот и сыграем ее вместе, – изрек он с набитым ртом.


Она поняла, какие чувства испытывает к Гэри Уорду, когда они репетировали сонату Бетховена.

Уже миновало изумление от того, что он выбрал ее тогда, в заполненном студентами зале, что он произнес эти пять слогов ее имени и фамилии: Ка-ли-псо Му-ньес, прошел этот миг, перевернувший всю ее жизнь, она уже очнулась, собралась с мыслями, и они начали репетировать каждый вечер после занятий.

И однажды она осознала это как совершенно очевидную истину, она сказала себе: «Вот, это точно, это совершенно точно, я влюбилась».

Влюбилась…

Она тогда отшатнулась в ужасе, не выдержав силы удара. Закусила до крови губы, посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что никто ее не слышал. «Это невозможно, – вскрикнула она тотчас же. – Слово влюбилась” для меня не подходит. Должно быть какое-то другое, более точное».

Калипсо была склонна добиваться точности во всем. Она считала, что смысл каждой вещи поймешь, если правильно назовешь ее. Если вам говорят дерево, а вы не разбираетесь в разнообразии видов деревьев, для вас это будет всего лишь ствол. А вот если вам говорят «сосна», «пальма», «баобаб» или «магнолия», дерево сразу расправляет ветви, на нем появляются листья, цветы или фрукты, оно начинает источать только ему свойственный запах. Вы можете присесть в его тени, поприветствовать его, проходя мимо. Оно существует. У него есть имя, фамилия, семья, работа.

Она долго искала слово, точное слово, которое передавал бы ее отношение к Гэри Уорду.

И она нашла его.

Она подпрыгнула от радости, когда сумела ловко накрыть его рукой.

Изобразила танец Джина Келли из мюзикла «Поющие под дождем».

В этот день на Манхэттене шел дождь. Это была пятница, 13 апреля. «Día de mala suertе»[12], – утверждал дедушка. «Нет, día de suerte»[13], – отвечала маленькая Калипсо нарочно, чтобы сказать ему поперек. «Ну как хочешь, amorcito, – говорил он, хлопая своими широкими подтяжками, – это же ты у нас все решаешь! И ты всегда все решишь. Ты никогда не будешь добровольной жертвой, de acuerdo[14]? Стать добровольной жертвой означает превратиться в маленькое дерьмо».

Была пятница 13-е, и Калипсо переходила Мэдисон-авеню, чтобы сесть на автобус. Ей в голову пришло первое слово, которое как-то не подходило.

«Покорить»? Ее покорил Гэри Уорд.

«Нет и нет, – сказала она, тряхнув головой, натягивая шарф на кончик носа. – Ничего меня не покорил” Гэри Уорд, нет, нет, это подразумевает, что он доминирует надо мной, что я лежу растоптанная, в пыли и цепляюсь за его ноги. А на самом деле, наоборот, он тянет меня в небеса».