Буду улыбаться, решила я. Всем. Улыбаться и кивать. Знакомые сочтут это радостью от встречи, незнакомцы – проявлением хороших манер и дружелюбия.

Фрайт, увидев меня за массивным столом Гортензии, разве что не станцевал от радости. Ему я улыбаться и кивать не стала. Наоборот, сухо предупредила, что уйду сегодня пораньше. Дескать, самочувствие пока оставляет желать лучшего, неплохо было бы посетить врача, да и дела срочные дома ждут. Билли сразу погрустнел и скрылся в кабинете.

Утром я действительно нашла письмо от поверенного тети на полочке для почты в прихожей. Господин Митч просил немедленно выслать ему набор документов, включающих мое свидетельство о рождении и выписку из семейной книги. Вроде как со стороны мисс Мэган Грей намечалось какое-то наследство, но я была уверена, что оно пройдет мимо меня. Мистер Митч также намекал, что неплохо было бы мне явиться в деревню Лайонроу собственнолично, но я решила, что пока не готова на подобные подвиги. Да и зачем?

Горти уехала из Свомпшира сразу после Войны, и даже если тетя иногда участвовала в жизни племянницы, о чем свидетельствовали слова консьержки миссис Бирли, у меня имелось мало доказательств того, что Мэган и Гортензию связывали крепкие семейные узы. В конце концов, старые девы – на незамужний статус тети указывало слово «мисс» – часто оставляют собственность котам и церкви.

Проявив смекалку, я отыскала нужные документы в тайном ящике шкафа и сложила их в конверт. Теперь следовало найти почту и проявочную мастерскую. В фотоаппарате Гортензии оставалась пленка, и мне важно было узнать, что интересовало мисс Грей настолько, чтобы запечатлеть это на годы.

Еще я планировала поход в библиотеку, а лучше – в Британский Архив. Его-то я точно помнила –побывала там во время конференции по психологии. Да, я нахожусь не в Лондоне, а в Лонгдуне, где над городом возвышается крона друидского Дуба. Но архивы имеются везде. А также карты… указатели на улицах и словоохотливые люди, готовые помочь заплутавшей туристке.

Мистер Фрайт был явно не в себе: по несколько минут просиживал в кабинете, выпуская из трубки отвратительные клубы дыма, затем подскакивал и со встревоженным лицом выглядывал в приемную, словно я могла в любой момент исчезнуть с рабочего места.

Мой ультиматум явно его встревожил. Гортензия вряд ли часто покидала пост до окончания рабочего дня. Если вообще покидала, а не засиживалась допоздна в офисе. Это было бы вполне в ее стиле, но не моего.

Затем Билли принялся прогуливаться по приемной, делая вид, что читает газету. Тем временем я изучала свой главный рабочий инструмент. У нас дома некогда имелся подобный печатный монстр под названием «Янтарь». Лет в двенадцать чьи-то шаловливые ручонки исправили «Янтарь» на «Тарань» при помощи белой замазки, зеленой гуаши и черного маркера. Папа долго не замечал, что его любимую печатную машинку переименовали, а заметив, сам стал говорить: «Пойдем-ка мы с «Таранькой» поработаем».

Папина машинка была отличной электромеханической труженицей – тронь клавиши, и они застучат, а то, что стояло у меня на столе, грозило за пару часов интенсивной работы уничтожить пальчики мисс Грей, пока неухоженные, но почему-то лично мной уже очень любимые.

Крошечные мозоли на подушечках пальцев Горти свидетельствовали, что она была весьма трудолюбивой машинисткой и мало заботилась о здоровье рук. Меня такой расклад не устраивал. Отныне печатаю только самое необходимое. А машинку надо поискать другую, помягче.

В держателе торчала бумага. Перед тем, как выйти за кофе, Гортензия напечатала на листе лишь несколько слов заголовка – «Комментарии к делу…». К убийству Экройда? К какому-то новому расследованию? Будем считать, что к делу о таинственном артефакте, ведь именно эту папку таскала с собой Горти.