– И что же они делают? – осторожно спросил я.

– Ты когда-нибудь задумывался, куда исчезают ресурсы? – Мика внимательно посмотрел на меня, изучая мою реакцию. – Или почему некоторые острова, вроде Гидрополиса, начинают открыто саботировать поставки? Это они. «Сеть» мешает логистике, нарушает распределение вашей системы, похищает то, что вы у нас крадёте, и передаёт тем, кто умирает от голода. Они не сидят сложа руки, а действуют. Порой жёстко, но разве у них есть выбор?

Я хотел возразить, но слова застряли в горле. Отец всегда говорил, что саботаж – это результат «природной лени и слабоумия». А теперь я начинаю понимать, что это не лень, а отчаяние.

– Ты с ними связан? – прямо спросил я, настороженно изучая его одухотворенное лицо.

– Я? – Мика усмехнулся и пожал плечами. – Я лишь наблюдаю. Эти люди готовы рискнуть всем ради шанса жить по-другому. Их не волнуют ваши законы и приказы. И знаешь, что самое интересное? Их становится больше.

– Больше? – переспросил я, не скрывая скепсиса.

– Ещё бы, – он бросил на меня уверенный взгляд. – Ты удивляешься? В мире, где пайки урезают, а семьи выживают в спартанских условиях, люди готовы пойти за теми, кто хотя бы обещает перемены.

На мгновение я замолчал, пытаясь осмыслить его слова. Во мне боролись два чувства: возмущение и странное, необъяснимое уважение. Микаэль не был наивным мечтателем и к своим бунтарским убеждениям пришел не просто так.

– А что, если я скажу, что они ошибаются? – спросил я, надеясь найти в его взгляде хоть крупицу неуверенности. – Разве то, что они делают, не приводит к ещё большему хаосу?

– Хаос? – Мика расхохотался, но в его смехе не было ни веселья, ни радости. – Эрик, хаос – это то, в чём мы живём уже много лет. Просто ты этого не замечаешь. Что твой мир – это стеклянная клетка. Но что будет, если стекло треснет?

Я не нашелся, что ответить. Его высказывания словно разрушили барьер в моей голове, вынуждая задуматься о вещах, которые я раньше старательно игнорировал.

– Однажды ты поймешь…, – продолжил Микаэль уже тише, – Что мир принадлежит не тем, кто у власти, а тем, кто готов его изменить.

Тогда я ещё не осознавал, что именно Мика имел в виду, но его слова крепко отложились в памяти. Теперь они звучат в моей голове снова и снова, заставляя сердце сжиматься о скорби и сожаления.

Спустя два года после того разговора Фостеров обвинили в шпионаже. Якобы отец Микаэля передал информацию «Сети», помогая саботировать снабжение ресурсами. Это было абсурдное обвинение, и я знал, что оно фальшивое, но никто не искал доказательств. Никто не выслушал их сторону. Очередной показательный приговор с целью устрашения тех, кто дает допуск опасным мыслям в свои головы. Родителей Мики отправили отбывать срок на Фантом. Это место хуже смерти. Оттуда не возвращаются.

А Микаэля в тот же день призвали на Полигон.

Я пытался что-то сделать. Обратился к отцу, но тот даже не стал меня слушать.

– Ты слишком молод, чтобы понимать, как устроен этот мир, – сказал он с привычным хладнокровием. – Знаешь, что делает сильного лидера? Он никогда не привязывается. Ни к людям, ни к идеям. Твое место на верхушке пищевой цепи. Запомни это и сто раз подумай, прежде чем снова спуститься вниз.

Это был удар, который сокрушил все, во что я верил. Отец практически признался, что намеренно убрал Фостеров из моей жизни… самым чудовищным образом. Черт, как же я ненавидел его в тот момент, но был бессилен что-либо изменить.

Последний раз я видел друга, когда военные силой забирали его из сектора. Микаэль шёл, держа голову высоко, хотя я знал, что внутри он кипел от ярости. Его взгляд прожигал всё вокруг. Гнев, боль, презрение, но ни капли страха. Переступив через гордость, я снова пошел к отцу, снова умолял его отменить приказ, но он даже не взглянул на меня.