Ярик всегда делал так, как научил отец. Годы одиночества, проведенные в охоте на степную живность, отточили мастерство стрельбы. Умение отринуть мысли и эмоции ради цели, помогало сосредоточиться на выстреле. Пережитые потери и испытания внушали стойкость и решительность.

«Стрельба – это непросто бой. Это бой с самим собой, – говорил на самом первом уроке отец, – Победи себя и свое волнение. Гони все мысли прочь! Задержи дыхание на выдохе и смотри только на стрелу. Не жди выстрела. Чувствуй, куда она летит».

И он чувствовал.

Выстрел произошел почти незаметно. Тыквенная голова разлетелась на куски, раскидав морозную кашу по двору. Стрела пробила ее насквозь и вонзилась в оконную раму, в сантиметре от стекла.

Черныш сидел, не в силах поверить в увиденное. Юный подопечный поразил древнего кота до самой глубины души. Ярослав же не выказал ни капли эмоций. Он достал следующую стрелу.

Это продолжалось несколько дней. То трясло и знобило, то кидало в жар и обливало дождем пота. Горячка достигла пика еще в день жестокой расправы, и продолжалась еще день и ночь. Все это время Маня не спала, лишь бессильно стонала, пытаясь выпутаться из клубка перепутанных мыслей и образов. Сквозь бред она видела обеспокоенное лицо Гэй лы, которая тратила всю приносимую им воду, в попытках промыть ее раны. Но от этого становилось только хуже.

Недавний снегопад оставил в лагере белые холмы сугробов. Вслед за ним пришли холода. Многие пленники, уснув ночью, утром уже не просыпались. Маня и чужеземка ютились под вонючей шкурой, грея друг друга своим теплом. Дни проходили в борьбе с лихорадкой, которая решительно захватывала разум израненной девочки.

На исходе третьего дня в углу клетки померла безумная бабка. Последние часы жизни она смеялась, как ненормальная и посылала проклятия всем вокруг. Даже охранявшие рабов гхануры не могли ее успокоить. Бабка терпела все щедро выдаваемые ей плети, но не замолкала. Придя в этот раз, стражники с облегчением вздохнули и забрали ее костлявое тело для сожжения.

Наутро шестого дня Маня, наконец, начала приходить в себя, и осознанно разговаривать. Она жадно съела все хлебные корки, что припасла для нее Гэй ла и выпила остатки гнилой воды.

– Тебя опять принесли ни живую, ни мертвую, – рассказала ей женщина. – Я боялась, что в этот раз не смогу выходить тебя. У меня не было ни лекарств, ни трав.

– Спасибо, тетушка Гэй ла, – благодарно кивнула Маня, кутаясь в шкуру. – Я бы пропала без тебя.

– Ты сильная девочка, – улыбнулась та, подсаживаясь поближе. – Ты справилась с этой хворью. Хотя другие раны еще нескоро заживут.

Маня разглядывала сугробы вокруг клетки. Снег расчистили только там, где это было необходимо, но снующие туда-сюда рабы и солдаты натоптали собственные дорожки. В лагере царило оживление. Было видно, что некоторые палатки и юрты свертываются. Бойцы носили оружие и ящики с провиантом наравне с рабами. Орда собиралась в путь.

– Мы куда-то уходим? – спросила она у женщины.

– Да. Я видела такое слишком часто, – подтвердила ее догадки Гэй ла. – Посланник не сидит на одном месте дольше месяца. Он гонит свое воинство на запад, грабя и вырезая все, что попадется на пути. Правда в этот раз, все немного иначе.

– О чем ты?

– Посланник руководит своей армией, опираясь на помощников, дайчинов. Один из них, самый хитрый и беспощадный, дайчин Хань ло, – гневно сплюнула женщина, – выступил несколько дней назад с большим отрядом на север. Все гхануры обсуждают это. Я слышала их разговоры.

– И никто не знает зачем?

– Не удивляйся, что обычных воинов не посвятили в замыслы Посланника. Они живут по законам военного времени. Только вождь и его дайчины знают правду.