– Она ее выращивает, – донесся старый сиплый голос от кучи тряпья, сидевшей в углу. – Эта сука помогает им. Проклятым фанатикам!

– Lat galam amal! – резко ответила Гэй ла. – Замолчи, старая ведьма! Ты не понимаешь, о чем говоришь, – она повернулась к девочке, и ее глаза вновь наполнились теплотой и заботой. – Не слушай старуху. Не сегодня, так завтра ее сожгут, вот из нее и лезет яд.

Она погладила девочку по грязным спутанным волосам.

– Но это правда. Я родом с Як’Харских гор, далеко на востоке отсюда, у подножия которых растет цветок – маргрум, – женщина задумчиво улыбнулась и посмотрела на серое небо. Воспоминания о доме грели ей душу.

Вновь посмотрев на Маню, Гэй ла добавила:

– Из его пыльцы и лепестков варят этот наркотик. Я выращивала эти чудесные цветы о красных лепестках. Их аромат заполняет всю долину! И я умею превращать их в Пыль.

Маня с трудом повернулась набок, желая разглядеть, что происходило за пределами клетки. Та стояла посреди огромного военного лагеря. Простые палатки и юрты разместили поверх истоптанного грязного луга. Повсюду были развешаны рваные тряпки, украшенные знаком в виде пламени. Верхушки импровизированных жилищ были покрыты тонким слоем свежего снега. Рядом находились такие же клетки, десятки, если не больше. Часть из них пустовала. В остальных сидели люди. Мужчины и женщины содержались порознь. Пленники с угрюмым видом молчали или незаметно перешептывались. Девочка чуть приподнялась на руке и попыталась отыскать глазами Ярика, но безуспешно.

«Жив ли маленький песий друг?» – думала она, вспоминая последние события перед тем, как их схватили. Всю деревню вырезали. Родную бабушку зарубили прямо у нее на глазах. Папа мальчика сгорел в огне, сорвавшемся с рук того верзилы! В такое было трудно поверить, но она точно знала, что видела. Ей захотелось заплакать, но не получилось. Пламя словно добралось и до нее, высушило все слезы.

По лагерю тут и там ходили татуированные дикари в краске красно-белых тонов, покрытые узорами шрамов. На многих были надеты кожаные жилеты и меховые куртки. Но одежда едва прикрывала выпяченные мускулистые груди воинов.

Их клеймо отличалось от того, что было у Гэй лы. Рисунки на ее груди были похожи на каракули малыша, хаотично вырезанные тонким ножом. Будто все делалось второпях, как получится. Шрамы же дикарей имели какой-то смысл, симметрично повторяя друг друга. Они были резки и остры, но по-своему красивы. Углы зигзагов перетекали в причудливые закругления и геометрические фигуры. Судя по всему, клеймо постоянно дополнялось. Некоторые узоры покрывали множеством слоев кожи и выглядели явно старее остальных.

– В их культуре, шрамы носят особый сокровенный характер. Они читают историю друг друга по ним, – разъяснила женщина, обратив внимание на то, как Манька разглядывает чужеземцев. – Они развивают свое клеймо всю жизнь.

Девочка легла на спину, и из нее посыпались вопросы:

– Расскажи, тетушка Гэй ла, кто это такие? Почему они напали на нас? Они же убили всю нашу деревеньку! Кто этот страшный тип, поливающий всех огнем?

– Успокойся, дитя, – женщина положила ладонь ей на лоб. – Я расскажу, что знаю.

Гэй ла снова осмотрелась по сторонам, прежде чем продолжить.

– Эти воины – гхануры. Они живут далеко на юге, в пустынях почти у самого Пекла. Они постоянно воевали друг с другом, и иногда устраивали набеги на мой народ, – она снова приложила руку к сердцу. – Но потом набеги прекратились. До нас долетали слухи о страшной войне, в которой всех гхануров объединил один вождь-завоеватель. Они называют его Посланником, и истово верят, что их цель – покорить мир ради Пекла. Таких, как он ваш народ называет богоро́дными, ведь в их жилах течет кровь старых Богов, что создали наш мир. Ты знаешь эту историю?