Чистый, красивый двор, старый ржавый гараж с кучей мусора, чуть дальше проржавевшая «Волга» с пробитыми стеклами. Беспорядочно топорщатся «ракушки» под авто. Конечно, это не центр Москвы. Но в моем прежнем дворе окружающая картинка была чище и аккуратнее, или мне кажется, что это так? Прогуливаюсь дальше по микрорайону. Обыденная грязь вблизи метро, местами неухоженная толпа народа. Участок возле самого метро напоминает кусочек Ярославского вокзала. Льет дождь, все вокруг влажно и как-то сумрачно. Пахнет большим рынком и автотрассой. Я, как пьяный медведь, бесцельно брожу по округе.

Возле метро стоят мужики и, прислонившись к грязным перилам, пьют пиво. В переходах на другую сторону проспекта голосит молодежь, бренча на гитаре и выпрашивая мелочь. Запах слегка несвежий. Вокруг метро очень много всякой народной торговли, напоминающей открытый азиатский рынок. Вот на выходе из метро стоят тетушки и торгуют буквально всем, от цветов и семечек до котят и носков. Чуть дальше начинаются киоски различного фастфуда: шаурма, курица гриль, пирожки, мелкие затрапезные кафешки. Прямо с вертела можно купить дымящуюся курицу, тут же приготовят шаурму, подогреют пирожок.

После первых дней обустройства на новом месте я сделал первое небольшое открытие. Обычная Москва спальных районов далеко не такая, как в кинофильмах. Она очень разная. И как у пылкого влюбленного с глаз может спасть пелена, когда любимая станет женой, так и у меня самым бессовестным образом спала пелена иллюзий о некой привилегированности окружающего мира в Москве. Вместо отличной трехкомнатной квартиры в Екатеринбурге я купил в Москве однокомнатную. В обычной девятиэтажке-хрущевке с темными полосами швов, воняющим мусоропроводом и разломанной хулиганьем (как назло, перед приездом) дверью в общий коридор.

В то время я чувствовал себя мужиком, продавшим гектар краснодарского чернозема взамен полсотки песчаника на Рублевке. И, тупо почесывая затылок, размышляющим, че делать? Жена как заклинание твердила, что все вокруг прекрасно и здорово. Я начал медленно вползать в стресс адаптации. (Как во сне ты прячешься от чудовища, а окружающие родные люди будто ничего не замечают. Разговаривают с тобой ласково и непринужденно, усугубляя зловещую картину.)

– Вот посмотри, какой парк, какая красота вокруг! Вот люди спортом занимаются. И тебе пора заняться спортом, ходить в бассейн, гулять в парках. Может, тогда ты перестанешь быть пессимистом?.. А здесь, ну присмотрись как следует!

Спорили мы постоянно. Я видел Москву будто через темное стекло, а она, наоборот, через розовое.

Почему рядом с современным торговым центром стоит здание «Почта», уместное лишь в глубоком российском захолустье? Почему наружная реклама такая несвежая и везде какого-то желто-синего цвета? Это несоответствие столицы моим стереотипам добавляло раздражения к вороху других проблем обустройства на новом месте.

С первых дней пришлось приспосабливаться к непривычно большим расстояниям, затратам времени на длительное перемещение и поиск новых путей развития. Найдя родственную душу в лице Гиляровского, я лично прочувствовал его первое впечатление от Москвы позапрошлого века. («Пока мой извозчик добирался, чтобы наполнить ведра в очереди, я на все успел насмотреться, поражаясь суете, шуму и беспорядочности этой самой тогда проезжей площади Москвы… Кстати сказать, и самой зловонной от стоянки лошадей».)