Чернышов достиг полного сходства с оригиналом при помощи каких-то непостижимых, почти магических манипуляций – в своей лаборатории в Семизвонске он изготавливал особые растворы, в которых вымачивал деревянные балки, чтобы состарить их на необходимое количество лет, потом колдовал с загадочными порошками и притирками, создавая запах времени. Таких фахверков Евгений мог налепить хоть сотню в родном городе, но его держало слово, которое он столь необдуманно дал старинному особняку.
Дом, между тем, разрушался все больше и больше, – он разваливался просто на глазах; в группе специалистов, мобилизованных для его спасения, одна треть была подкуплена Темирхановым. Никелевые гонорары заставили людей молчать, и ночь за ночью старые детали заменялись на новые.
Опуская подробности транспортировки, просто скажем, что уже через несколько месяцев здание появилось на окраине элитного поселка под Семизвонском, где находился загородный особняк Темирханова.
После завершения дерзкой операции двое проныр радостно чокнулись шампанским.
–Ну, ты прямо вольный каменщик, – сказал Темирханов, переводя восхищенный взгляд то на дом, то на Чернышова. – Даже слишком вольный.
После первой удачной кражи друзья стремительно покатились по наклонной. Сначала они тащили отдельные интересные детали, не рискуя больше связываться со зданиями. Эти пройдохи, например, играючи изготовили копию Шартрского лабиринта и ловко подменили старый на новый, опять прикрывшись реставрационными работами. Собор, их давний приятель, был в восторге от таких проказ и даже просил заменить несколько статуй на аркбутанах, которые, как оказалось, завидовали статуям, стоявшим в порталах. Каменные обитатели храма постоянно переругивались меж собой, отчего готический шедевр уже порядком устал. Однако на этот раз молодым людям хватило ума не пойти у здания на поводу.
Им удалось втолковать почтенному представителю средневекового искусства, что нет никаких гарантий, что и у новых статуй со временем не испортится характер – совершенно очевидно, что аркбутаны и портал разительно отличались меж собой степенью комфорта. Статуи на портале ежедневно глазели на разношерстную толпу посетителей, обсуждая их не хуже заправских сплетниц; а жильцы аркбутанных высот могли только наблюдать за облаками и звездными галактиками – их каменное зрение превосходило точностью лучшие телескопы, но таращиться все время на туманность Персеид, кочующую по августовскому небу, давно всем наскучило. Собор, измотанный ежедневными перебранками, очень надеялся, что эти молодчики увезут наиболее скандальные статуи к себе, но просчитался.
Размявшись в Шартре, друзья перебрались в Париж, где стали развлекаться тем, что сманили парочку горгулий с крыши Нотр-Дама, прицепив на фасад свои собственные, практически не отличимые поделки. На одной из лап каменного животного Евгений вывел небольшую надпись: «Привет от мастера Чернышова», посчитав с вполне простительной для юных лет уверенностью, что это необыкновенно весело и остроумно.
Стоит заметить, что время от времени в архитекторе пробуждалась совесть, но он тут же убаюкивал ее доводами, что это не что иное, как месть за дом купца Иголкина, – и бесчинства продолжались.
После первой удачной кражи друзья следующие несколько лет чуть ли не каждые два-три месяца летали во Францию. Там они устраивали Тур де Франс на собственный манер: катались по стране на велосипедах, заезжали в старинные города, одурачивая, сбивая с толку и сманивая с насиженных мест разные архитектурные интересности. В итоге через год знаменитая статуя улыбающегося ангела из Реймса улыбалась уже на берегу Кокшенки