– Дин? – Богдан удивлённо посмотрел на неё вытаскивая из тостера кусочки хлеба. Он обжёг пальцы, выкладывая его на тарелку с другими тостами, но его девушка, кажется, этого не заметила. – Это ведь не из-за моего вчерашнего предложения?

– Что? – Дина подняла на него круглые от задумчивости глаза.

– Да ничего, – буркнул обиженно Дан. – Я всего лишь пытаюсь понять, что с тобой происходит?

Он громко сел за стол и повертел перед собой тарелку, решая, с какой стороны подступиться к глазунье – белок практически полностью подгорел оставшись небольшой каёмкой вокруг затвердевшего матового желтка.

Дина тоже села и взяла в руки вилку. Потом отложила и потянулась к подсушенному хлебу. Сложила из сыра и ветчины бутерброд и рассеянно откусила.

– Знаешь, Дан, я сейчас читаю одну книжку, – Дина задумчиво пожевала и запила бутерброд горячим кофе. – Это по работе. Прислали на рецензию. Я начала читать и…

Она нахмурилась не зная, как объяснить то, что второй день занимало её мысли больше, чем их с Даном помолвка. Или как там это называется?

– Книжка – дерьмо! – Дина нахмурилась и подняла на Дана глаза. – Не знаю, как я напишу это в рецензии, тем более, что мне надо будет найти хоть что-то хорошее и… И взять интервью у автора!.. Дан, с тобой было такое, что ты читаешь книгу, а там, как будто про тебя?

Он пожал плечами, вырезая вилкой из горелого белка желток:

– Ну, я знаешь, не сильно люблю читать. Я как-то больше по кино. А в кино… Нет, я не припомню, что бы что-то было "про меня".

– Потому что кино так не работает! – фыркнула Дина. – Кино действует визуальными образами! Мы подсматриваем за героями. Смотрим со стороны на уже готовую историю! В то время, как книга позволяет нам самим строить декорации и рождать образы. Читая книгу, мы не только зритель, мы как бы являемся каждым участником событий! Мы и Раскольников, и старуха и Сонечка Мармеладова! Понимаешь?

– И Петербург, и топор, – мрачно подхватил Дан и ножом разрезал горелый до хруста белок.

– Да! –  Дина не заметила иронии. – Поэтому в книге мы можем прожить, как новый опыт, так и понять, что наш якобы уникальный опыт, как раз таки не только наш! Что кто-то когда-то уже испытывал это!

– Ну, и что так тебя задело?

– Кто-то как будто списал мои воспоминания! Мои, Дан! Личные! Индивидуальные воспоминания оказались в этой вот дерьмовой книжке! – кипела Дина и кофе из чашки в её руке расплескался по столу.

Дан прожевал желток, который оказался резиновым, и отодвинул тарелку.

– Ты только что сказала, что-то о том, что опыт не только наш… Как-то так.

– Да! Но этот – только мой! Мой! И того, с кем у меня этот опыт был! – щеки у Дины даже порозовели от негодования.

– Ну, а тот, с кем у тебя, – Дан не очень понимал, что она имеет ввиду, но предчувствовал, что ему это не понравится.

– Он умер! – Дина выкрикнула это, вскакивая из-за стола. – Он утонул десять лет назад! Вот так!

Она выбежала из комнаты под удивлённым взглядом Богдана, а когда вернулась, в руках у неё была книжка в глянцевой красно-белой обложке. Дина села за стол, сдвинув в сторону тарелку и быстро и нервно листала страницы.

– Вот, – она заправила за ухо волосы. – Вот! Я пометила маркером эти места!

Дан смотрел на неё с удивлением человека, чей близкий, кажется, спятил и неясно, что теперь с этим делать.

Дина же шмыгнула носом и склонилась над книжкой, упираясь в черно-белые странички розовыми пальцами так, что кончики побелели.

– В-вот… "Волосы её были подстрижены до плеч и меня очень удивила эта новая причёска, потому что она делала её взрослой и по новому красивой. Я смотрел на неё так, будто видел впервые. Будто передо мной совсем новая девушка, а не та, с которой я проводил каждое лето с четырёх лет, когда они с бабушкой впервые приехали в наш дом. "