– Варвара, ты слышала, что этот сопляк сказал? У меня нет больше сына. Баста…
Мать плакала, а Илья только усмехнулся. Вот и отлично. Одним воспитателем меньше.
Он хорохорился перед самим собой, и если бы его спросили, рад ли он, что всё высказал, то ни минуты не сомневаясь, Илья ответил бы, что рад. Но то состояние растерянности, которое мелькнуло в глазах всегда уверенного в себе отца, его неприятно и больно поразило. Его слова, словно пули, рикошетом поразили и его самого. В душе поселилась пустота от умершей дружбы. Так жить стало невыносимо, и как только Давид предложил поехать в Петербург, он сразу ухватился за эту возможность.
– Как ты там живёшь? Тебе нравится Петербург? – вывела его из задумчивости мать.
– Я ещё и сам не понял, мама, – честно признался он, – в Астрахани много друзей, а здесь даже Лёшка отдалился… А вы как поживаете? – выдавил он, имея в виду и отца. На расстоянии их ссора уменьшилась в размере и показалась какой-то глупой…
– Ничего, ничего, сынок, – оживилась мать. Илья понял, что она была ему благодарна за это "вы". Значит, точно – отец рядом сидит. – Только…
– Что? – насторожился Илья.
– Папа заболел…
На том конце хлопнули ладонью по столу. И мать заторопилась:
– Ну не волнуйся, в целом у нас всё в порядке. Если тебе будет плохо, то сразу приезжай. Мы тебя ждём.
Вот и поговорили… Илья задумался – чем мог заболеть отец? В последнее время он похудел, стал надсадно кашлять. Выглядел он всегда аккуратно, как и положено офицеру, хотя и в отставке. Но однажды Илья увидел, как странно на нём сидел костюм – пиджак уже не обтягивал широкие плечи, а свисал свободно, как с вешалки… Что же у него за болезнь?
Долго размышлять о плохом и портить себе знаменательный день не хотелось. Илья переключился на собственные ощущения, пытаясь осознать, что ему уже двадцать пять… Естественно, внутри него ничего не изменилось. Вот после армии он, действительно, ощущал, что стал другим. А с приездом в этот город его внешняя жизнь круто повернулась в неизвестном направлении. Все года, пока он бесконечно долго учился, потом работал, потом снова осваивал уже совсем другую – армейскую науку, а после вновь играл в джазовом ансамбле, он не мог позволить себе ни единого выходного дня. Круговерть повседневных обязательных дел, казалось, никогда не выпустит его из своего омута. Но сегодня выдалась краткая пауза, так что Илья даже растерялся.
Нужно куда-нибудь пойти и выпить за собственное здоровье, – решил он и, резко поднявшись, выглянул в окно. Солнце не собиралось прятаться за тучу и с утра жарко нагрело подоконник, так что рукам стало горячо. Наконец-то распогодилось!
Он вышел из дома и неторопливо пошёл по широкой улице. Пахло клейким ароматом тополиных почек и мокрым асфальтом. После ночного дождя в лужах так ярко блестело солнце, будто на дне каждой из них лежал алмаз. Удивительное дело, но сразу, как по команде, переоделись горожане. Улица запестрела разноцветными пальто и шарфиками, напоминавшими весенние цветы. И даже сумочки в руках женщин из чёрных и серых перекрасились в яркие тона.
В конце концов, всё складывается отлично – весело думал Илья, жмурясь от солнца, – он приехал в прекрасный город, и не может такого быть, чтобы здесь не заметили его таланта. И то ли от тёплого весеннего ветра, то ли от ожидания ещё большего счастья закружилась голова… Жаль только, что в такой день он остался один… Не хватало друга.
Они с Лёшкой дружили с детства. Хотя внешне они были очень разными, но был общий интерес – любовь к музыке. Правда, Лёшу больше тянуло на церковные хоралы Баха, а Илью на Шопена и Рахманинова, но обоих объединил джаз. Им нравились Диззи Гиллеспи и Чарли Паркер, которые превратили джаз мелодических вариаций в джаз гармонической импровизации. Илья обожал импровизировать, наслаждаясь своими способностями, как свободой, которая ему была дана свыше. А Лёшка, с его чуткостью и внимательностью, был превосходным напарником и аккомпанировал ему на контрабасе. Они понимали друг друга с первой ноты.